Сибирские огни, 1977, №5

хранится память о каждом дне жизни и работы Ильича. И мы, сибиря­ ки, постоянно помним о том, что Ильич три года прожил в Сибири, прекрасно изучил наш край и часто потом обращался к нему в своих делах и мыслях. Он познал и наши лютые морозы, и прекрасное лето, и сибирскую охоту, и быт тогдашник крестьян. Из Шушенского В. И. Ленин однажды написал матери просьбу прислать ему некоторые необходимые вещи и с юмором добавил: «Еще разве вот что—лайковые перчатки, если мож­ но их купить без мерки (в этом я сомневаюсь). Никогда я их не носил, ни в Питере, ни в Париже, а в Шушушу хочу попробовать — летом от комаров. На голову-то сетку наденешь, а рукам достается изрядно... Конечно, уж выбирать надо перчатки подходящие — не для танцев, а для. комаров». Позже, в эмиграции, Владимир Ильич не раз вспоминал Сибирь. В январе 1901 года он пишет матери из Мюнхена: «С неделю тому на­ зад наступила оттепель, весь снег сошел в одну ночь, и погода теперь стоит вроде мартовской у нас или д аже апрельской в Сибири». В 1913 году из Кракова он сообщает родным: «Я купил коньки и катаюсь с большим увлечением: Симбирск вспоминаю и Сибирь». На Новосибирском вокзале, на стенде под стеклом, воспроизведен текст ленинского письма от 2 марта 1897 года с обратным адресом: «Станция Обь». Я приведу это письмо в отрывках: «Пишу тебе, дорогая мамочка, еще раз с дороги. Остановка здесь большая, делать нечего, и я решил приняться паки и паки за дорожное письмо — третье по счету... Я переехал сейчас на лошадях через Обь и взял уже билеты до Красноярска... Переезд через Обь приходится делать на лошадях, потому что мост еще не готов окончательно, хотя уже возведен его остов... Окрестности Западно-Сибирской дороги, которую я только что проехал всю (1300 верст от Челябинска до Кривощекова, трое суток), поразительно одно­ образны: голая и глухая степь. Ни жилья, ни городов, очень редки де­ ревни, изредка лес, й то все степь, снег и небо — и так в течение всех трех дней. Дальше будет, говорят, сначала тайга, а потом; от Ачинска, горы. Зато воздух степной чрезвычайно хорош: дышится легко. Мороз крепкий: больше 20°, но переносится он несравненно легче, чем в Рос­ сии. Я бы не сказал , что здесь 20°. Сибиряки уверяют, что это благода­ ря «мягкости» воздуха, которая делает мороз гораздо легче переноси­ мым. Весьма правдоподобно...» Это письмо написано восемьдесят лет назад. Д ва долгих десятиле­ тия оставалось до Октябрьской революции. В ту пору не было еще не только Новосибирска, но даже и Новониколаевска. Стояли две станции по обоим берегам Оби—Кривощеково и Обь, деревни возле них насчи­ тывали вкупе 7800 жителей. Никто не знает, о чем думал двадцатисемилетний Ленин в ожида­ нии красноярского поезда, проходя мимо избушек, окружавших дере­ вянный станционный барачок, по первой просеке в лесу, которая потом станет улицей Ленина. Теперь новосибирская улица Ленина вливается в площадь имени Ленина, на которой стоит грандиозное здание Акаде­ мического театра оперы и балета. Восемьдесят лет назад у истока этой улицы ствял молодой Ильич, и земля привокзальной площади хранит следы его шагов. Я не хочу домысливать, будто в те часы ожидания Ленин провидел прекрасное будущее Сибири. Это стало риторикой, расхожим местом, особенно частым в стихах,— что вот, мол, стоял Ильич на берегу Ени­ сея и видел в мечтах огни Красноярской ГЭС. Не надо мельчить образ Ленина. Великая сила его предвидения заключалась вовсе не в таких конкретных частностях. Великая сила его предвидения ск азалась уже в