Сибирские огни, 1977, №5

Ощущение, что я невесомо плыву, чуть покачиваясь на волнах, постепен­ но стало проходить. Спросил бабушку: — Не знаешь, шесть уже есть? — Есть. — Чего же эго мама-то задерживается?.. Бабушка не отвечала. Я подождал, опять спросил: — Что бы это могло ее задерж ать? И тогда бабушке пришлось ответить. — Танечка уже приходила после работы...— и голос у нее был все такой же странный, и замолчала она как-то вдруг, будто спотк­ нулась. — Ну?! — не'вытерпел я и даж е попытался привстать на кровати. — Д а что ты? Не беспокойся... Воронцова к нам заходила, сказала, что встретила почтальоншу Липу, та сама хотела зайти, да сил у нее не хватило... — Письмо от отЦа? — Кажется... Нельзя было об этом спрашивать, нб я все-таки не вытерпел: — Или не письмо? Бабушка опять помолчала, выговорила прерывисто: — Д а нет... письмо... Ч А я сразу же вспомнил, как тетя Валя сказала сегодня утром в м а ­ газине: «Почему это письма не ходят, а похоронные ходят?..» Л еж ал на кровати, чувствовал уже, как все во мне дрожит и сердце бьется ча­ сто-часто, но заставлял себя молчать. Потому что говорить больше бы­ ло нечего, оставалось только сжаться изо всех сил и ждать маму, тер­ петь и ждать. И вот стукнула дверь из прихожей, послышались быстрые мамины шаги в первой комнате, открылась дверь в нашу... — Степа жив, мама... Ж ив отец, Пашка!.. Письмо от него... От де­ вятнадцатого числа письмо... — Слава тебе, господи! — вскрикнула бабушка. А я увидел, что уже стою, что неизвестно когда заж ег спичку и те­ перь зажигаю коптилку... — Жив С т еп а !— еще раз громко повторила мама и расплакалась. Я взял у нее из рук смятый треугольник письма и сразу узнал твердый почерк отца. Ничего с отцом не случилось!.. Д а просто и не могло ничего случиться, ведь это мой отец!.. Развернул треугольник и опять увидел ровно и твердо выписанные отцом слова. Мама все п л а к а ­ ла, прижимая к лицу снятые варежки, низко наклонив голову. И б а ­ бушка плакала, сидя на своей кровати. — Эх, вы! — сказал я.— Женщины! Ну, будете слушать отца? «Да-да»...— часто закивала бабушка, вытирая слезы рукой. А мама подняла голову, поглядела на меня и радостно улыбнулась рквозь слезы. — «Дорогие мои Танечка, мама и Пашка!..— начал я читать и споткнулся, долго проглатывал застрявший в горле ком.— Простите, что давно не писал вам, все некогда было. Д а и не знал, сумею ли от­ править письмо. Обо мне не беспокойтесь, я жив и здоров, воюю нор­ мально. Боюсь загадывать, но скоро, возможно, представится случай повидаться. Очень уж я соскучился по вас. Танечка, из'вещей не жалей ничего, меняй все, после войны купим новые. Берегите себя, родные мои! Крепко целую тебя, Танечка! А тебя, мама, обнимаю! Ну, а тебе, Пашка, крепко Ж 1 йу твою сильную мужскую руку! Степан». Я сел на табурет, стал складывать письмо снова треугольником, но юн все не выходил у меня — так дрожали пальцы... — Ж ив?..— жалобным голосом выговорила бабушка.