Сибирские огни, 1977, №5
Я тоже вышел на лестницу. Мама шла впереди по глубокой изви листой тропинке в снегу, а я — за ней. Было все так же темно, но стало еще будто холоднее. Мы пошли к Овсянникову рынку. Слегка з а светлело, но с Невы вдоль проспёкта дул ледяной ветер. Я уж только порадовался, что он в спину нам, и старался идти так, чтобы закрывать своим телом маму. Хоть до рынка всего полкилометра, но шли мы дол го-долго... На толкучке люди стояли редкой толпой; в руках у многих были туфли, ка к и у мамы, и платья, и простыни с полотенцами, и сервизы, торчавшие из раскрытых сумок, и д аже валенки, шубы и шапки... Мо жет, у каждого эти вещи заветные, как у нас мамины туфли?.. Я стал следить з а теми, кто для нас с мамой были сейчас главными; они ходи ли в толпе, чуть приостанавливаясь около продававших вещи. В руках у них ничего не было, но почти у каждого чуть оттопыривались полы пальто. Только две женщины стояли неподвижно, обе держали перед собой лотки, повесив их на шеи, ка к разносчики л^том на даче. Н а ло т ке у одной л еж а ли кружки студня из столярного клея, четко сохранив шие форму тарелок, а у другой — куски жмыха, наваленные кучей. Эти две женщины чем-то были похожи друг на друга, хоть одна из них с т а рая, а другая молодая, и лица у них совсем разные, и одеты они по- разному. Стояли они уверенно, по-хозяйски, не з аи с к и в а я :' хотите, мол, берите, не хотите—не надо. Я нерешительно тронул маму за руку, пока зал ей глазами на этих двух женщин. Она сначала с надеждой обернулась к ним, посмотрела на их лотки, и когда снова-встретилась со мной г л а з а ми, в них было терпеливое и чуть насмешливое: «Нет. Не надо торо питься, Паша» . Мы то стояли в толпе, то медленно ходили. И никто не обращал внимания на наши туфли. Сначала я д аж е разозлился, а потом как-то сразу мне стало все равно. Чувствуя тоскливую подавленность, я уже во второй раз сегодня увидел нашего школьного библиотекаря Тамару Георгиевну. Она мед ленно шла вдоль решетки сада, цепляясь правой рукой за прутья, в- левой д ержа за ремешок золотые часы, они посвечивали, болтаясь. К ней вдруг по-здоровому быстро подошел парень в коротком тулупе и хромовых начищенных сапогах. Молча взял часы и сунул их под ушан ку, слушая. Т ам ар а Георгиевна со, слезами умоляюще глядела на него. Парень прищурился, быстрым движением сунул часы за пазуху, а когда вытащил руку назад , в ней был кусок масла граммов двести, аппетитно желтевший сквозь бумагу. Т ам ара Георгиевна вздрогнула, увидев м а с ло, обеими руками схватила его, ог судорожной торопливости долго не могла отогнуть бумагу, сразу ж е откусила большой кусок, блаженно зажмурилась , часто-часто шамка я беззубым ртом. Вдруг опомнилась, открыла глаза, д аж е потянулась рукой, но парня уже не было. Тогда она з апл ак ал а , бессильно привалившись к решетке, тотчас спохвати лась и еще ра з жадно откусила масло... — Пойдем,— тронула меня за руку мама, и я увидел, что она ж а лостливо, но будто и чуть брезгливо глядела на Там ару Георгиевну. — Позвольте на ваши туфельки полюбоваться, услышал я не ожиданно вкрадчивый женский голос. Высокая женщина обращалась именно к маме. Она в зяла туфли,—у нее были толстые шерстяные и красивые варежки , и стала р а з гл я ды вать их. Женщина была какой-то очень прямой, и платок у нее был а к куратно повязан поверх шапки, и лицо чисто вымыто, а светлые глаза улыбались по-доброму и тоже вкрадчиво. Я и нрдеялся, что она выме няет туфли н аш и ,« почему-то не верил ей... — Ра змер тридцать шестой? — спросила женщина, рассматривая подошвы.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2