Сибирские огни, 1977, №5

всему — и голоду, и темноте, и холоду, то вдруг замолкала, и тишина тотчас становилась особенно глухой, будто давила тяжестью на уши. Я осторожно, чтобы не наткнуться в темноте на что-нибудь, пошел че­ рез кухню к Петру Ильичу, все слушая стук его машинки, идя на него. На миг мне д аж е показалось, что этот стук зовет меня, как голос в глу ­ хом ночном лесу. Добрался до дверей Петра Ильича и постоял около них, дожидаясь, когда замолчит его машинка. И вот наконец перестал слышаться ее бодро-надежный стук, а я с минутку постоял еще молча, так мне хоте­ лось, чтобы машинка зар або т ал а снова. Но за его дверями все было ти­ хо, тогда я вздохнул и осторожно постучал. — Паша?..— тотчас спросил Петр Ильич. И опять я увидел книги по стенам, большой письменный стол, и Петр Ильич так ж е сидел в кресле за машинкой, и лампа горела... — Очень приятно, что вы работаете,— неожиданно выговорилось у меня. Сначала его лицо было все таким, же отвлеченным, он д аж е мигнул, глядя на меня сквозь стеклышки пенсне, возвращаясь от своих древно­ стей. А когда вернулся, то ск азал просто, д аж е чугь плечами пожал: — А как же иначе, Паша?..— помолчал и задумчиво проговорил:— Интересно, каким ты человеком будешь, Паша, если войну переживешь? — Не знаю...— Я достал из внутреннего кармана тулупа его к а р ­ точку, аккуратно положил ее рядом с хлебом, сказал, чтобы он запом ­ нил: — Сегодня двадцать третье, я выкупил вам хлеб послезавтрашний, за двадцать пятое. — Спасибо, спасибо...— машинально ответил он. Мне нужно было уходить. И как можно скорее. И мама с бабуш­ кой ждали меня, но гл авно е— Петр Ильич мог снова предложить мне «хлеба, а я... И вдруг заметил, что большие глаза Петра Ильича смотрели на меня как-то очень глубокомысленно, что ли... И зорко, и умно, как же я раныпе-то не замечал этого в его взгляде? А ведь иначе он и профессо­ ром бы не был, если бы одна мягкая доброта в нем была... — А что, если страх на всю жизнь искалечит тебя, сделает р а ­ бом?!— он уже неловко вылезал из кресла, ему мешало толстое зимнее пальто. — Я стараюсь не поддаваться,— ответил я, изо всех сил зас т авляя себя пятиться к дверям. — Позавтракай уж со мной, а?..— снова совсем по-довоенному по­ просил он.— И чай у меня готов,— он кивнул на чайник, кипевший на времянке. Вот оно!.. Я чувствовал, что прижимаюсь спиной к дверям, а от­ крыть их и выйти — никак не могу себя заставить, никак! — Нет!.. Лучше завтра перед булочной...— Я .заторопился, потому что главное уже переступил :— Мне важнее до булочной, чтобы нато­ щак не выходить на мороз... Это бессовестно, два р а за в день... И сами вы умрете...— Дверь все-таки открылась, и я протиснулся в нее, но все почему-то не уходил, выпуская тепло из комнаты. — Вон ты какой, оказывается...—медленно выговорил Петр Ильич, будто д аже с уважением глядя на меня.— И дальше т ак живи, тогда все эти ужасы не покалечат тебя,— как равному ск азал он. — Хорошо...— прошептал я и закрыл наконец-то за собой двери, пошел к нам; точно д аж е какое-то облегчение чувствовал, что перебо­ рол себя. В нашей жилой комнате было тепло, вовсю, д аж е с гудением, топи­ лась времянка, верх ее малиново светлел. На ней кипел чайник и м а ­ ленькая кастрюлька.