Сибирские огни, 1977, №5

лиотекаря Тамару Георгиевну. До войны она была высокой и такой строгой, что мы д аж е боялись шуметь в библиотеке. После уроков за ней иногда за е зж а л на машине муж, тоже строгий и важный. Молча си­ дел рядом с шофером и ждал , когда Тамара Георгиевна выйдет из шко­ лы. Мне д аже было неловко сейчас смотреть на нее, так некрасиво -жад ­ но шамкала она беззубым ртом. Я отвел взгляд и, спохватившись, стал быстро и зорко присматри­ ваться к буханкам на полках. Они были разными, д аж е в слабом свете коптилки я видел, что некоторые из них пропечены хуже, и наши триста семьдесят пять граммов от такой буханки будут меньше по размеру. А другие были чуть светлее, с хорошо выпеченной коричневой корочкой. Были еще и третьи, светло-желтые и на вид очень аппетитные, но н а ­ стоящего хлеба в них было мало. Говорили, что теперь к нему примеши­ вали отруби, солод и целлюлозу, из которой раньше делали бумагу. Когда жуешь ломоть от такой буханки, то вроде и ешь хлеб, но сытости ни сразу, ни потом не чувствуешь. И все, кто орэял в очереди, просили Шуру отрезать именно от той буханки, которую они заранее выбрали глазами. И она обязательно от­ резала, хоть ей иногда приходилось и далеко за ней лазать. И ничего не говорила, и лицо ее оставалось все таким же отчужденно-хмурым, но мы любили Шуру за это понимание, и в нашей булочной почти никогда не ругались. Очередь двигалась быстро. Когда подошла моя и я протянул Шуре сначала три наши карточки, то не насмелился попросить ее отрезать от одной из тех двух буханок, что уже выбрал. Шура мельком глянула на меня и неуловимо-быстрым движением выре зала талоны. Д аж е в груди сделалось горячо, когда Шура, резко обернувшись, взяла со второй'пол- ки присмотренную мной буханку. Отре зала от нее кусок,— он получил­ ся большим! — положила его на весы. Стрелка их бешено моталась, потом чуть успокоилась, но Шура все не снимала хлеб, а у меня от р адо ­ сти д аж е зашумело в голове: стрелка чуть не доходила до трехсот семи­ десяти пяти, вдруг Шура добавит еще кусочек?!. Я решился, глянул на нее. Она улыбнулась одними глазами и положила на мой хлеб еще м а ­ ленький кусочек, взяв его с прилавка. Стрелка весов чуть перешла три ­ ста семьдесят пять, а Шура сразу же сняла с весов хлеб, протянула его мне. — Спасибо!..— прошептал я и вдруг заметил, что Шура смотрит на мои руки. Тогда и сам я увидел у себя в руке карточку Петра Ильича, з апо зд а ­ ло протянул ее Шуре. Она опять улыбнулась одними глазами, отрезала и Петру Ильичу от «моей» буханки, тоже чуть перепустила стрелку ве­ сов за двести пятьдесят граммов. И я повторил тихонько: — Спасибо!.. . ; А Шура вырезала уже талоны из карточки следующего за мной. Я взял сумку и пошел из булочной, но в дверях все-таки приоста­ новился... Очень хотелось встретиться с Шурой глазами , хоть кивком поблагодарить ее. Д аж е сил у меня вроде прибавилось, и в груди было тепло, и голод поменьше чувствовался, до чего же удачно день сегодня начался! Выйдя из булочной, я перебрался через глубокие колеи на другую сторону проспекта Бакунина, с облегчением выбрался на тропинку, по­ быстрее уже,— т ак нестерпимо хотелось есть,— пошел к нашему дому. Машинально посмотрел на маленького старичка, сидевшего на ступень­ ках парадной соседнего дома. Безразлично отметил, что он мертвый. И прошел мимо... Потом вспомнил, что ж е мне показалось странным в этом старичке: около его ног на снегу л ежал портфель Бори Захарова. Красивый и дорогой портфель, родители купили его Боре осенью