Сибирские огни, 1977, №5

тропинку уже на другой стороне его, обогнул двухэтажный особняк и вышел на Новгородскую. Так же внимательно пошел дальше, чтобы не поскользнуться, но все-таки скоро догнал женщину, -медленно и слабо идущую по тропинке. Вдруг женщина остановилась и, не оборачиваясь ко мне, наклонилась в сторону, уперлась руками в стену дома. Я понял, что она пропускает меня, и, стараясь не коснуться ее, пробрался по тро­ пинке дальше. На углу темнели неподвижные фигуры людей, значит, булочная еш^е не открыта, шести нет... Подошел, молча встал в конце очереди всего в шесть человек. Встал поудобнее на тропинке, чтобы валенки не сколь­ зили, и замер, не растрачивая попусту силы, сохраняя тепло. И все остальные стояли так же молча и терпеливо, с виду почти безразлично,- и стоять так могли часами. Главное — был бы хлеб, й что приходится ждать — так тут уж ничего не поделаешь. Большое окно булочной было наглухо закрыто дощатым бункером с песком, но стекло в ее дверях, покрытое слоем льда, вдруг оранжево и слабо засветилось: продавщица Шура, значит, заж гла коптилку. А по­ том загремели замки, но дверь, замерзшая за ночь, открывалась трудно. Шура открывала ее, не глядя на нас. И круглое лицо продавщицы было озабоченно-хмурым. И холода Шура по-здоровому не чувствовала — тулуп на ней был распахнут, а шерстяной белый платок сбился с пыш­ ных черных волос... Вот она не вытерпела и, не сберегая сил, всем те­ лом с размаху навалилась на дверь, та вздрогнула и отошла до конца. Так и не глянув на нас, Шура пошла обратно в булочную, а мы все — гуськом за ней. Здесь было тепло после улицы, горела коптилка на прилавке, но главное — на полках были беспорядочно навалены буханки хлеба. Мы выстроились вдоль прилавка друг за другом. Шура молча в з я ­ л а из первой протянутой к ней руки карточки и деньги, не считая, как совсем ненужное, ссыпала мелочь в картонную коробку. И на миг зорко прищурила свои черные выпуклые глаза, рассматривая взятые карточ­ ки. Ее круглое лицо оставалось все таким же хмуро-усталым, но в нем вдруг проглянуло что-то такое деловито-цепкое, что я д аже чуть испу­ гался. Вот в руке.Шуры оказались ножницы, она ловким движением вы­ резала из карточек талоны, аккуратно ссыпала их во вторую картонную коробку, размашисто бросила карточки назад на прилавок. — От горбушечки, Шурочка, от горбушечки! — просил .шелестящий женский голос. Не слушая и все не глядя на нас, Шура схватила с полки одну из бу­ ханок. В руках у нее оказался большой и остро блестящий в свете коп­ тилки нож, на секунду он замер, когда Шура примеривалась, сколько отрезать. И вот она легко, небрежно-быстрым и сильным движением от­ валила край буханки, бросила его на весы. Стрелка их заметалась, толь­ ко начала успокаиваться, но Шура уже сорвала с весов хлеб, бросила горбушку на прилавок, машинально-ловко взяла карточки из следую­ щей руки. — Отрежь кусочек, Шурочка, отрежь кусо.чек...— все просил тот же голос, и костистая рука, обтянутая желтой кожей, протягивала назад Шуре горбушку. - ) — Вот народ!..— неожиданно звучным голосом выговорила Шура, беря горбушку, так же ловко и быстро отрезая от нее тоненький лом­ т и к ,— Умрешь, тетка Тамара, если порядок в еде соблюдать не будешь. — Да-да...— бормотала женщина, жадно кусая ломтик, отходя с хлебом к окну. Очередь молчала, и Шура уже взвешивала хлеб следующему, а я только тут узнал в этой согбенной женщине, замотанной платками, по- старушечьи часто и быстро жующей хлеб у окна, нашего школьного биб