Сибирские огни, 1977, №5

И мама будто смутилась, опустила поспешно голову, пошла к ведру с водой. А я постоял еще, успокаиваясь, и поглядел на черные окна. — Ну, Пашуля, решайся,— ск а з ал а мама; она- зачерпнула ковши­ ком воды из ведра и д ерж а ла его над тазом. Я почувствовал, как у меня холодеет спина, и вздохнул: втайне н а ­ деялся, что мама с бабушкой забудут и мне удастся не умываться об- жигающе-студеной водой. Это повторялось каждое утро, но они ни разу не забывали, да и вообще мама теперь бывала такой же строгой, как раньше отец, я д аж е боялся с ней спорить. Подошел к тазу, протянул над ним руки. — С мылом! — строго уже проговорила мама. Взял из мыльницы на краю табуретки, около т а за , маленький кусо­ чек мыла, последний, что у нас остался, и мама тотчас плеснула мне на руки воды. Я зажмурился, и дрожь прошла по спине, но я с судорожной поспешностью намылил руки, перетерпел, пока мама снова обожгла их водой, сложил ковшиком— пальцы уже ломило и они горели,— плеснул воды на лицо, д аж е р а з а два провел по нему руками. Схватил полотен­ це, висевшее на спинке кровати, стал вытираться. — Надень тулуп,— ск а з а л а мама. Я догадался, чго она подает его мне, протянул руки назад , еле попав в рукава. Мама повернула меня к себе, как маленького,, и стала зас т е ­ гивать тулуп. И опять улыбалась, а гла за ее в мохнатых ресницах, го­ лубые и очень ясные сейчас, светились т ак же насмешливо и весело. Я почувствовал, что начал согреваться. И уже радовался, что мама сей­ час даст мне кусочек хлеба, припрятанный ею со вчерашнего, чтобы мне натощак не выходить на мороз. Надел шапку, тщательно з а в я з а л ее уши, проверил карточки во внутреннем кармане тулупа. Мама молча протянула пол-ломтика хлеба. Взял его, стараясь не торопиться, удер ­ живая вздрагивающую руку, откусил кусочек и стал медленно, вдумчи­ во жевать. Хлеб был- чуть горьковатым, со странным привкусом чего-то химического, но я все же вал его, пока он не превратился в сладостную кашицу. Только после этого проглотил, ощущая живительное тепло, и откусил снова. Мама перестала улыбаться, все глядя на меня, вдруг сморщилась, поспешно отвернулась. И бабушка сразу же отвернулась к времянке, только я успел встретиться с ней глазами... А времянка уже гудела от горящих дров, и чайник на ней стоял, и маленькая кастрюль ­ ка с водой... Д л я чего, интересно, бабушка ее поставила, может, муки еще у нас немного осталось?.. — Ну, я пошел... — И Петру Ильичу выкупи хлеб...— проговорила мама. — Хорошо. • Я открыл двери комнаты, стараясь ногой не сбить коврик, ск а т ан ­ ный трубой и закрывавший щель под дверями, быстро вышел в нашу первую, нежилую и темную, комнату, поспешно и плотно закрыл за со­ бой двери, сберегая тепло... Странно, эта комната к а з а л а с ь мне теперь совсем чужой, не нашей. Или уж потому, что мы в ней давно не жили, или потому, что неделю н а зад в'ней умерла мамина подруга Ксения П е ­ тровна. Она работала врачом в «Капле молока», жил а там на третьем этаже, и, когда поликлиника сгорела, мы взяли Ксению Петровну к себе. Она умерла на третий день, а до этого уже никого не у знавала, кро ­ ме мамы. Открыл двери в такую же темную, холодную и нежилую прихожую, на ощупь,— две ступеньки вниз,— спустился в нее. Налево была длин ­ ная кухня, ее надо было пройти, чтобы попасть в уборную. А еще д а л ь ­ ше, на другой половине квартиры, были три комнаты Смородиных. Сей­ час в них оставался только Петр Ильий. Его сыновья-близнецы, Влади ­ мир и Всеволод, ушли в армию вместе с моим отцом, а уже в начале 2*