Сибирские огни, 1977, №5

жизненным опытом поэта. Там же, где не найдена достаточная мера органиче­ ского слияния истории и современности, публицистики и лирики,— чувствуется в стихах некая заданность поэтической мысли; мысль не естественно и эмоци­ онально развивается, а доказывается чисто умозрительным путем. Вот, начинает, к примеру, автор, летят в космос ракеты. Где начало, истоки это­ го знаменательного явления? Ведь ракет не было бы, если б не было, скажем, со­ рок пятого года. Но не будь первых пя­ тилеток, не было бы и, сорок п я­ того года. Так, перебираясь с од­ ной исторической ступеньки на другую, поэт доходит до «начала всех начал» — залпа «Авроры» (стих. «Начало»), Тот же нехитрый композиционный прием «раскручивания» поэтической те­ мы варьируется и в некоторых других стихах («Юность», «Братство», «Его ве­ личество», «Красный цвет»). К счастью, не эти стихи определяют главное на­ правление творческих исканий поэта. Лучшие произведения Л. Чикина со всей очевидностью свидетельствуют, что пе­ ред нами поэт сложившийся, одаренный, сильный своим гражданским пафосом и пристрастием к ведущим темам совре­ менности. Тема партии, партработы, неразрывно, связанная с темой наследования револю­ ционным традициям прошлого,— глав­ ная, определяющая в творчестве Л. Чи­ кина. Верность этой теме не только не суживает, но, наоборот, очень широко раздвигает границы художнического ви­ дения поэта. В поле его зрения оказыва­ ются и дороги дореволюционной Сиби­ ри с их «кандальным звоном и песнями каторжан», и тревожные ночи коллекти­ визации, и тяж кие будни Великой Оте­ чественной войны, и трудовые битвы целины. Не чуждается поэт и так назы­ ваемых «вечных» тем: пейзажная лири­ ка, стихи о любви, дружбе, товарищест­ ве и т. д. получают у него нередко ин­ тересное и впечатляющее освещение. Ведь герою Л. Чикина—коммунисту, это­ му «человечному человеку», ничто чело­ веческое не чуждо. П ейзажная лирика, бытовые зарисов­ ки и т. д., собранные в основном в книге «Иду по Северу», в общем-то, не претен­ дуют у Л. Чикина на значительные обобщения, но приглядитесь — и вы уви­ дите, что—вместе с живописными, очень лиричными картинками родной приро­ ды, с меткими юмористическими штри­ хами,—умеет поэт ненавязчиво, но зримо подчеркнуть, как изменяется облик земли под руками советского человека, как извечная красота природы получает какое-то новое освещение, как взаимо­ действуют и органично сливаются труд человека, преображающего землю, и животворящая сила и щедрость земли, отдающей лучшие соки свои человеку. Концовки, конденсирующие основные мысли многих стихав Л. Чикина, носят зачастую ударный характер и нередко превращаются в своего рода лирико­ публицистические формулы. Так, в стихотворении «Не будут под­ виги забыты...», рассказав о тех, кто был пленен, «но не был побежден», и даже «там, в плену, в преддверье ада, был не рабом — всегда солдатом, и, как солдат, погиб в бою», автор находит весомую идейно-выверенную концовку, венчаю­ щую стихотворение, в котором воздается должное мужественному патриотизму советских людей в плену: «В твердь обелисков краснозвездных все имена не вписаны. Считайте эти обелиски их пес­ нями неспетыми, а те посмертные запи­ ски — партийными билетами...», В стихотворении «Я был почтальо­ ном...» герой, несущий в полк своим со­ служивцам «отцовское доброе слово, любимых девчонок верное слово и стро­ ки тассовских телеграмм», ощущает не-, обыкновенную ответственность, за пору­ ченное ему дело: «Порою казалось мне, что вся пропаганда и агитация лежит на моей солдатской спине». У Л. Чикина есть стихи, кажется, со­ ставленные почти из одних афористи­ ческих присловий и речений. Вот — «Сторона сибирская»: «У нас сто верст — не расстояние, мороз под тридцать — не зима»; «Для нас Обское море вольное— лишь капля в море наших дел». И даль­ ше, соотнося родные пейзажи, явления природы с делами человеческими, поэт заключает: «Но это присказка, вступле­ ние, а сказку люди создадут». По-своему афористичны и убедитель­ ны концовки с интонацией вопроситель­ ной (таких стихов у поэта много). Вопрос — особенно в речи поэтиче­ ской,—если он, разумеется, не поставлен чересчур «в лоб» или чисто риториче­ ски,— всегда таит в себе некую недо­ сказанность, подтекст, возможность не­ однозначного ответа. Но сила и вырази­ тельность вопросительной интонации прямо зависит от идейно-смыслового богатства содержания и художественно­ образного наполнения всего стихотворе­ ния. В этом отношении у JI. Чикина есть свои удачи. В одном из стихов он рас­ сказывает о китайце-лейтенанте, кото­ рого все запросто называют Ваней и ко­ торый, крепко подружившись с нашими бойцами, мужественно шагает вместе с ними дорогами войны на Дальнем Во­ стоке. Когда же «русский полк вступил в красивый тихонький заштатный горо­ док, потеряли лейтенанта Ваню. Но воз­ главил местный гарнизон в этом городке провинциальном он, полковник Ван...». Трогательным было расставание русских с китайским другом: «Мы его в Россию приглашали. В гости обещались как-ни­ будь». И вот — заключительные Строки: «Мы ж тогда не думали, что встанет между нами лж и и зла туман... Где ж ты, лейтенант товарищ Ваня? С кем же вы сейчас, полковник Ван?». Прямой политический пафос такой концовки стиха об р многом скаж ет уму и сердцу современного читателя...