Сибирские огни, 1977, №5

алыми парусами, плывущий в ярост­ ном, напряженном мире современной улицы... А теперь вовсе расчленим его купола, линии, краски. Смешаем его пламень с пламенем этого моря — раз­ множим праздник!..» «...Вот кузнецкая домна. Громадная, закопченная Но во чреве ее клокочет металл, там варево из угля и железа. Ведь мы чувствуем, шкурой чувствуем эту мощь, этот нестерпимый жар. Мы восхищены и подавлены. Давайте же заставим краски передать е е . грозное дыхание, ее дрожь, ее силу...» Художник как бы говорил: «Мир сло­ жен, он не весь перед глазами, не всег­ да такой. Так пойдем расчленим его, изучим, добудем истину, высвободим красоту». Это была нелегкая наука. Она требо­ вала от «учеников» определенной под­ готовленности, душевной тонкости, ас­ социативного мышления. Ленивым или предубежденным не давалась вовсе. Случалось, что даже и друзья-толкова­ тели не в состоянии оказывались поспеть за ходом его мысли, подолгу стояли в растерянности перед новыми картинами и на короткий вопрос худож­ ника: «Ну, как?» — смущенно отвечали что-нибудь вроде: «Понимаешь, ста­ рик... Вот эта меня очень греет, а та, что рядом, словно бы не очень». — Греет— не греет,— добродушно вор­ чал Грицюк.— Нашел грелку. Его самого мучил другой вопрос: под­ линное ли? Вечный вопрос, терзающий всякого настоящего художника. Расстраивало, конечно, и непонима­ ние. «Ну что же делать? — спрашивал он.—Вернуться назад? Писать простень­ ко? Доступно каждому? Можно. Но ра­ ди чего?» И снова шел вперед — через слож­ ность. Не объявляйте богом простоту — Не по плечу ей эта должность. Любите простоту;, но ту. Которая шагнула через сложность*. * ж * Картины, картины, картины... Сотни работ. Только в список основных про­ изведений, приложенный к монографии 1972 года, включено их более трехсот. Картины—в Союзах художников СССР и РСФСР, в музеях, в картинных га­ лереях, в частных собраниях —в Моск­ ве, Ленинграде, Ереване, Новосибир­ ске... Все это придет к людям теперь уже отдельно от автора, будет истолко­ вано и оценено, определят исследовате­ ли и место художника, и вклад его в развитие отечественной живописи. В памяти же тех, кто знал его близ­ ко, Грицюк останется еще и к ак чело­ век редкой цельности, глубины и про* Стихи Марка Юдалевича, стоты, человек душевный, «к друзьям не переменчивый». Допоздна светились окна его мастерской —и достаточно бы­ ло кинуть в них легким снежком... Мне особенно запомнился один такой вечер. Неожиданно нагрянул старый институтский товарищ, развил кипучую деятельность по сколачиванию преж­ ней студенческой компании: «Как, чер­ ти, в одном городе живете и друг дру­ га порастеряли! Стыдитесь!» Мы соб­ рались «на приезжего», ожидали, что посидим, как прежде, вспомним ’моло­ дость, «альма-матер»,— словом, как у Окуджавы: «Возьмемся за руки, друзья», Да только ничего не вышло. Оказалось, жизнь основательно разде­ лила нас за эти годы. Один так и не смог сбросить вериг начальственной важности, угнетал всех безапелляцион­ ными приговорами по любому сужде­ нию. Двое других—остепененный и еще не остепененный — все бубнили о сво­ ем. «Главное, ищи шефа... шефа ищи». Четвертого волновал вопрос — «Как у нас писатели получают? Построчно. М-гу...—И следовало ядовитое: —Ну, и к примеру, сколько, если поупираться, за день можно выгнать?» (На это ему должен был ответить я — единствен­ ный, изменивший прежней профессии инженера.) У «выгоняющего строчки», не к чести его сказать, тоже не хвати­ ло чувства юмора и снисходительности к зациклившемуся однокашнику. Вдо­ бавок, не нашли общего язы ка жены — так что пошла гулять трещина, возник­ ли раздражение и отчужденность. Уходили мы с наших «дружеских посиделок» огорченные. Возвращались как с похорон. Да так оно и было на самом деле: каждый чувствовал—умер­ ло что-то светлое, бескорыстное, соеди­ нявшее нас в молодости. Тоскливо, пу­ сто было на сердце, и даже прелестный вечер с театральным снегопадом не умиротворял душу. — А пошли к Грицюку,—шепнула мне жена. Мы пробормотали какие-то неловкие извинения, распрощались с насуплен­ ными друзьями и заторопились темны­ ми переулками к мастерской, радуясь спасительной идее и опасаясь: вдруг не застанем. Остаться наедине с нашей растерзанностью казалось в тот момент невыносимым. Слава богу, окна его светились. Он встретил нас обыкновенно — без рукопожатий, восклицаний, расспросов: чего, мол, так поздно? Р аз пришли — стало быть, надо. Всклокоченным мед­ ведем протопал в угол, поставил пла­ стинку. Кажется, это была песня из кинофильма «Белорусский вокзал»: «...и значит, нам нужна одна' победа, одна на всех — мы за ценой не посто­ им». «Входная музыка»— чаще всего военные марши — звучала в мастерской непременно. Звучала вместо «слов не настоящих, заштампованных давно». Какая-то трогательность была в, этих