Сибирские огни, 1977, №5

ментом», глядишь, объявили бы пишу­ щие о нем что-нибудь более раннее. Но Грицюк не мог остановиться. Он шел к своему городу, к такому, о ко­ тором через много лет другой новоси­ бирец поэт Геннадий Карпунин напи­ шет: Ты — город. Ты огромный, разный. Порой вечерней иль ночною Взойду на коммунальный мост — Живою, огненною плазмой Ты предстаешь передо мною. Как будто обнаженный мозг. На необъятном протяженье Разлившийся таким сияньем, Что звезды видимы едва, Всегда в стремительном движенье. Ты стал особым состояньем — Каким по счету? — вещества. Дома, переулки, новостройки, мосты. Сумрак дворов и простор площадей... Но как передать грохот стройки, дыха­ ние заводов, накал высоковольтных проводов, напряженную дрожь улиц («как будто обнаженный мозг»)! Как передать динамику города, психологию времени, информационный взрыв? Грицюк принял город весь, а не толь­ ко парадность его и бесспорную красо­ ту. Принял — и тем смутил нас пона­ чалу, поколебал однобокость нашу. Принял, изучил — и пошел дальше. О поисках его скажут потом профес­ сионалы на своем мудреном языке: «ассоциативные построения»... «цвето­ ритмические композиции»... мир «реаль­ ный, но утрированный художником». Будут говорить о «нервном» мазке, и «дробном», и «спокойном». Скажут о «ритме плоскостей» и «столкновении взаимоисключающих цветов». Мне же хочется назвать эти поиски по-другому. Художник упорно, неустан­ но искал «вещество» города — того са­ мого «огромного, разного», что «весь в стремительном движенье». И отыскав его — или как будто отыскав,— созда­ вал свои, невиданные города. А потом, неудовлетворенный, снова начинал искать. Искать, возвращаясь— в который раз — к вроде бы уж е прой­ денному. Грицюк был «разным» — это отмечали все. В один и тот же день мог написать и картину предельно реали­ стическую, и построить эту самую цве­ торитмическую композицию. Почему? , Не потому ли, что окружающий нас огромный, сложный, противоречивый мир не подчиняется одному художниче­ скому приему, одному стилю и мало ему цветов одного солнечного спектра? И еще. Одержимый архитектор Бу­ женинов у Алексея Толстого, чтобы утвердить проект своего «Голубого го­ рода», города-мечты, начисто сжег опо­ стылевший ему родной уездный горо­ дишко. Чиркнул спичкой и прервал связь времен. К акая связь? Что нести в будущее? Немощеные улочки? Гнилые заборы? Базарную площадь, хлюпаю­ щую навозом? Смотрите, черви: «...ус­ тупчатые, в двенадцать этажей, дома, и з голубоватого цемента и стекла... рос­ кошные ковры из цветов... театры , цир­ ки, залы зимнего спорта... , огромные здания под стеклянными куполами» — «Москва двадцать первого века»... Николай же Грицюк свой город уве­ ковечил. Пробиваясь к городам-фанта­ зиям, он написал такой многоликий портрет Новосибирска, который под си­ лу создать, пожалуй,’ лишь коллективу художников. И город его отблагодарил. Не знаю, может, подспудно мною движет «квас­ ной» патриотизм, но, когда я гляжу на его работы из циклов «Моя Москва», «Кузбасс», «Ленинград», «Переслдвль- Залесский», словом, когда смотрю на иные грицюковские города — реальные и условно-сказочные, праздничные и тревожно-грозящие,— мне кажется, что подпирает их молодыми энергичными плечами Новосибирск. Да так оно, на­ верное, и есть: ведь именно здесь оты­ скал художник первые крупицы свое­ го «вещества»... Я уже оговаривался мельком и под­ черкну еще: то, что я пишу,— не ис­ следование специалиста. Это просто заметки человека, которого другой чело­ век научил смотреть на мир чуть при­ стальнее, подмечать меняющуюся кра­ соту его, не отворачиваться ют непонят­ ного и не скользить равнодушным взглядом по давно вроде бы примель­ кавшемуся и незначительному. Мне хочется поэтому произнести здесь сло­ во «Учитель». Николай Демьянович стал им для многих. Не тем учителем, который делится с коллегами тайнами мастерства или наставляет молодежь с высоты своего опыта и авторитета. Нет, человек немногословный (слова ему да­ вались как бы с трудом), в проповедни­ ки он не годился. Как-то на дне рож­ дения художника, в его мастерской, когда уже довольно было произнесено умных и пылких речей в честь хозяина, гости потребовали, чтобы и сам он ск а­ зал «нечто программное». Грицюк под­ нялся. «Надо, чтобы вот тут,— сказал он, ткнув себя в левую сторону груди,— вот тут... была у каждого своя... зако­ рюка...» На том и была исчерпана «прог­ рамма». «Закорюка» вы звала бурное веселье. Острословы склоняли ее на все лады целый вечер. Именинник только посме­ ивался да крутил головой: давай, да­ вай. Когда я говорю «учитель», то имею в виду другое. Грицюк учил людей своим творчеством, открытостью поиска. Он словно приглашал их: идемте ж е вме­ сте! Каждая его выставка была школой. «...Вот храм Василия Блаженного. Красив — не правда ли? Похож. Привычен. А ну-ка, глянем на него по- другому, сверху, вот как бы с крыши гостиницы «Россия». Ого!—какой вихрь вокруг из машин, людей, флагов!.. Вот он уже словно причудливый корабль с