Сибирские огни, 1977, №5

щая его право на существование. Ибо молодой город — это до поры скопление домов, а они, известно, ничего для души дать не могут, для этого нужны корни, традиции. Именно поэтому многие мо­ лодые города так однообразно похожи друг на друга. И не всегда в архитектуре тут дело. Я тихо постоял перед бывшим домом инженера Костюченко| чувствуя стран­ ную горечь, как над старой могилой. А кто теперь я, мне трудно было пред­ ставить со стороны. Может, Вадька пра­ ва и не надо сюда приезжать? Я повернулся и быстро вышел снова на улицу Гидростроителей и несколько кварталов отшагал не останавливаясь. На каком-то общежитии, наверное женском, было крупно написано: «Вход посторонним лицам только по пас­ портам!» Ишь, как сурово. В Братске почему-то всегда охраня­ лись женские общежития. Впрочем, ко­ му надо, все равно туда проникали, что и не могло быть иначе. И сейчас я с удовольствием отметил, как парень, дер­ ж а в руках завернутую бутылку (завер­ нутую для маскировки, но держал он ее именно как бутылку, и видно, что бутылка), нырнул туда безо всякого там паспорта. Но все это я зафиксировал как бы на ходу, а в это время шагал и шагал, ста­ раясь подавить в себе пронзительные, острые чувства, до боли, до слез... За этим я ехал сюда (не только, конечно, за этим), этого хотел и этого боялся. И пришла в голову спасительная мысль, а не написать ли Вальке письмо? Именно сейчас, именно отсюда. Давненько не писал я ей ничего подобного. А послед­ нее время не писал вообще. И все-таки почему я не плачу, ког^а прихожу в свой родной литературный институт, где учился пять лет? Ког­ да приезжаю в Люберцы, где про­ шли мои детство и юность да вооб­ ще все лучшее?.. Почему я реву здесь, стыдно и тяжко реву? И почему во­ обще мы едем сюда особенно часто после наших жизненных крушений? Едем, говорю и я, и Пономаренко, и Фролов, и Гуревич, и некоторые другие, чьи имена я не хочу называть. Не ждем же мы чуда, будто, опершись на собственное прошлое, энергичное, молодое, и уже по одному этому счаст­ ливое, восстановим себя из пепла и с новыми силами начнем (продолжим или начнем,— скорее продолжим, ибо жизнь нельзя начать сначала) свою жизнь. Значит ли это, что далекий, тихий Братск, переживший уже сам себя и свою славу, должен брать ещ е и такую нагрузку? Остались справа редакция многоти­ ражки (сейчас я перелистал номера и подумал, что боевая, острая была у нас газета, ею руководил Михаил Игнатье­ вич Совенко),.новое, еще не окончен­ ное здание управления строительством, начатое еще Наймушиным, а в переулке за ним — брусчатый двухэтажный дом; где некогда был комитет комсомо­ ла стройки. Миша Чурсин возглавлял его. На днях прокатил он меня на «Жигу­ лях» по этой вот улице и произнес, что Падун теперь выделился (снова!) как центр района, и тут теперь и Советская власть, и комсомол (в нашем же здании, где мы были), и прочие организации. Иван Иванович Наймушин старое-то здание управления успел снести, а но­ вое задержалось. Но когда его построят, оно уже будет мало. В управлении те­ перь работают тысяча четыреста сорок два человека (цифры Миша, как и мно­ гое другое, помнил наизусть). И он же, как нечто обыкновенное, упомянул, что в Энергетике одна из улиц названа име­ нем Наймушина. Два года прошло до нынешнего года со дня смерти бывшего начальника Братскгэсстроя, а все несут и несут к нему цветы. Могила, располо­ женная на площадке около плотины, целый год в живых цветах. Через несколько дней, возвращаясь из поездки в правый город, вместе с Совен­ ко и Даниленко мы посетили эту моги­ лу. Совенко так и сказал: «Давайте, сходим к Ивану». По дороге направо и вниз мы спустились к площадке, где похоро’нен первый руководитель Брат­ ска, человек, безусловно, крупного мас­ штаба, хотя и не гладкий, и уж никакой не идеальный, сильный, своевольный, мужиковатый. Мы в'гроем постояли над мраморным надгробьем, над цветами и лентами: «От коллектива...» — Хоть он нашего брата и прижи­ мал,— произнес Даниленко,— да ладно. Что о прошлом вспоминать... Мы помедлили — три Игнатьевича, три старых братчанина, три журналиста. Всем нам было что вспомнить о Най- мушине. — Сколько лет он прожил? — Да шестьдесят восемь. — Мог бы еще прожить! — Мог. Мужик был крепкий! А жену похоронили отдельно. — Почему? — Ну, официально, вроде, не были расписаны. — Господи, но ведь жена же! — Жена, конечно. Ее на Братском кладбище, а его здесь... Мои спутники спросили почему-то про смерть Шукшина и про похороны. Машина возвращалась в Братск по улице Гидростроителей. Так думал, так вспоминал, проходя эту улицу (далеко, оказывается, протя­ нулась она в моей жизни!), пока не уло­ вил я из какого-то окошка модную сей­ час песню Пахмутовой. В Братске П ах