Сибирские огни, 1977, №5

Но не это пугает меня. Меня пугает собственная покорность, с кото­ рой я следую за событиями. В принципе можно попробовать все сначала, сорок лет — не старость. Но никакого желания действовать. Наоборот: я крепко держусь за семейный плот, боясь остаться один в житейском море. Внешне я благополучный семьянин. Благополучие — вот крест, который я должен нести до конца дней моих. Есть отчего прийти в отчаяние. Но природа справедлива. Отбирая, она дарит, даря — отбирает. Взамен талантов и силы воли я получил драгоценную способность жить иллюзиями. Мои иллюзии всегда со мной, и я не расстаюсь с ними, как улитка со своим домиком. В придуманном мире я прихожу в себя и зализываю ссадины. Что мце упреки начальст­ ва, если через пять минут я могу править народами или скользить в яхте вдоль Лазурного берега. Достаточно увидеть в окне трамвая девичье ли­ цо, чтобы я до мельчайших подробностей представил, как сложились бы наши отношения, какие дети родились бы у нас и что говорили бы мы друг другу, уходя на работу. В придуманном мире счастье возможно в любой момент. Телевизор кормит мое воображение. Я плавал с Хейердалом, поко­ рял Гиндукуш, рыбачил на Новых Гебридах и любил на Гавайях. Иног­ да фантазии уводят меня так далеко, что я долго не могу найти дорогу назад, а возвращаясь, не узнаю собственной квартиры. Реальный мир крепко держит меня звоном посуды, плачем ребенка, упреками жены и зарплатой. Будильник зорко стережет границу снов. Тяжко жить в двух мирах одновременно, но еще тяжелей лишиться одного из них. Боюсь ли я смерти? Безусловно. Вид покойника вселяет в меня мистический страх, и долго еще я испытываю дрожь, оставаясь один. Мне чудится, что в темном углу вздыхает, не сводя с меня пустых глазниц, худая женщина в простых чулках и сером платке на голом черепе. Если бы только знать, что яма, куда опускают ящик,— ещё не конец, что вместе с твоим по­ следним вздохом где-то во Вселенной раздается крик новорожденного и этот новорожденный — ты сам. Если бы знать... Хотя бы малейшая надежда. Но оттуда ни звука. И мне не по себе. Почему я так дорожу жизнью? Нет великой задачи, которую я спешил бы выполнить, просыпаясь в страхе, что не успею. Нет женщины, которую было бы больно терять. Ребенок, маленькое солнце, согревает меня, но это не все. Тогда что же? Это было весной, я шел по улице. Голубое небо, полное света и солнца, звенело тончайшим стеклом. Южные ветры несли запах свеже- разрезанного арбуза. Снегоуборочная машина с ревом двигалась по тро­ туару впереди меня, струя грязного мартовского снега вырывалась из ее пасти. И вдруг я увидел, что это не струя. Смуглые нагие мальчики, беззвучно смеясь, летели по воздуху и растворялись в голубом пространстве. Я был одним из них. Веер безмятежного детства раскрывался передо мной. Этот мир жил во мне со всеми подробностями, запахами, звуками. Красная расческа без двух зубьев, которой отец причесывал венчик седых волос вокруг пятнистой лысины, распахнутая дверца духовки, капля пота на шее ма­ тери, звон трамвая, темный, с розовым ногтем палец точильщика, похо­ жий на пупса в коричневой пеленке... В тот мартовский день я понял, что навсегда остался ребенком, ко­ торый пытается вести себя, как взрослый. С самого рождения я играю Роли, похожие одна на другую и не приносящие мне удовлетворения. Примерный ученик, Примерный сту