Сибирские огни, 1977, №4

Но поразить не могут цель. И нету ни одной стрелы. Чтоб долетела до иглы. И не достигнут ни одной Стрелою палец золотой. На светло-рыжем скакуне По мрачной ездящий стране, Кувакайчы стрелу схватил И в цель старательно пустил. Не долетев, черна как мгла, Упала у горы стрела. Тут Когюдей-Мерген вскочил Тот, кто самим собою был, Стрелу крылатую схватил. Со ста зарубками свой лук Согнул прославленный кюлюк. И загудело дно небёс, И зашумел могучий лес. Земли поверхность сотряслась, Заря средь ночи занялась. Пылая, красная стрела Путь многолетний вмиг прошла И вместе с тонкою иглой Сломала палец золотой. Вот так каанов многих стран Алып могучий победил, Но тут великий Ай-Каан Скалу средь поля взгромоздил. Большая черная скала Девятигранною была. «Тому из вас богатырю Я дочь родную подарю, Кто сможет камень раздробить. Ногой на части разломить». Кааны с трех сторон земли Ногами били дотемна, Скалу разрушить не смогли. Стоит не дрогнувши она. С лопатками, как валуны. Скалу пинали силачи, Лишь грохот слышался в ночи При свете молодой луны.' Девятигранная скала Стоит не дрогнувши, цела. Алтын-Бизе, Темир-Бизе — Мужи, подобные грозе, Могучие, в рассветной мгле Ногами били по скале. Большая черная скала Стоит незыблемо, цела. Алып, родившийся во мгле, Кувакайчы — исчадье зла, Когда ударил по скале — Качнулась, дрогнула скала. Кааны с четырех сторон Стоят, глядят, удивлены. Кезеры множества племен Безмолвствуют, поражены. Как только полдень наступил, Великий Когюдей вскочил, «И я попробую!» — сказал, К скале проворно подбежал. Ударил крепкою ногой, И разлетелась мошкарой Девятигранная скала. На месте, где она была. Песок рассыпан, как талкан *. И Кюн-Каан и Ай-Каан Поражены, удивлены. И все кааны многих стран Изумлены, восхищены, И отступают, смущены, И каждый в стойбище свое Направил верного коня. Тут дочь Эрлика предстает, Бранясь, хозяина кляня: «Мы, свадебный устроив той. Зачем народ кормили твой! Зачем поили аракой Весь этот съехавшийся сброд! Выходит все наоборот! Из наших рук, каан, ты пьешь, А дочь — другому отдаешь!» — Стояла так она, крича, Серьгами медными бренча. Шагнул к ней славный Когюдей^. Колдунье бешеной сказал: «Еды отравленной твоей Не ел, веселья не видал, Вина поганого не пил, В трех состязаньях победил, Алтын-Кюскю теперь должна Со мною ехать, как жена. Не прыгай ты, как воробей, Как сеноставка — не свисти, Иначе до страны своей Костей тебе не донести. Все поломаю, как одну, И набок голову сверну!» Кара-Таади как зверь рычит, От злости как змея шипит: «Тебе я это не прощу, Тебе за это отомщу. Я на любом пути твоем Пихтовым повалюсь бревном. Густым валежником паду, В любой стране тебя найду. Узнаешь горе и беду, Я в стойбище твое приду И за собою уведу В подземный мир отца и мать, Тебе их больше не видать, Обиды этой не прощу, ‘ Т а л к а н — жареная ячменная мука*