Сибирские огни, 1977, №4

Вороньей стае приказал Глаза негодной проклевать. Они пришли к тебе иль нет Сказать, что кобылицы след Навеки ими прерван был!» «Нет, нет»,— каан проговорил, И в третий раз шаман Тордоор Мычал, кружился, лаял, выл. Усталость замутила взор, Он сел и так проговорил: «На стойбище Маадай-Кара Встал на крыло птенец орла. Отцом была ему гора, Береза матерью была. Не сгинул не попавший в плен, Упрятанный меж горных глыб, Великий Когюдей-Мерген, Могучий молодой алып. За мать свою и за отца Приехал мстить вам до конца. Когда ты на охоте был. Двою страну он посетил И съел верблюда-вожака, Четырехлетнего самца, Он съел подменного быка, Сидел в аиле у отца. У желтых лам он побывал И о душе твоей узнал. Его кровавая стрела Сквозь брюхо круглое прошла Небесной Маралухи той, В которой ящик золотой Был возле печени укрыт. Теперь алыпом он разбит. Он двух перепелят поймал И в кулаке могучем сжал. Каан, отсюда твой недуг. Исток болезни,'корень мук. Наверно, ты, Кара-Кула, Сравнял с краями чашу зла. Верни алыпу белый скот, Освободи его народ, Отдай ему отца и мать И помоги откочевать. Потом, каан, найдем пути, Чтоб Когюдея извести...» Так говоря, Тордоор шаман Все перечислил-рассказал, И громко зарыдал каан, Заголосил, запричитал. Слеза каана, как стрела, Сквозь землю черную прошла. Каана злого горький крик До глубины небес достиг. А Когюдей — преображен> Теперь в обличье новом он, Где мышь была — вскочил медведь И начал яростно реветь: «Тордоор всезнающий, постой! Сейчас тебя я вразумлю! Тебя прибью, а бубен твой На тридцать щепок разломлю!» Так лапой двинул великан. Что не успел вскочить шаман, И очутился вмиг Тордоор В глубоких внутренностях гор. Вослед коварному ему В подземную глухую тьму Медведь швырнул огромный кол. Шаманский бубен расколол, Тордоору череп разломал. Кол в море желтое упал, Едва воткнулся в камни дна — Взбурлила желтая волна, Вскипела мутная вода И испарилась без следа. Торбок встряхнулся в этот миг И темно-сивым стал конем, Медведь встряхнулся, и возник Алып в обличии своем. Чело его — снегов светлей. Нос, как горы хребет, прямой, Два полукружия бровей Сравнимы с бархатною тьмой. Стан несгибаем у него, Могучим создан Когюдей. Сильней алыпа — никого Под солнцем нету из людей. Суставы, каменно крепни. Даны с рождения ему. Не разогнуть его руки В подлунном мире никому. На пояснице, что крепка И необъятно широка,— Смогли бы, если доведись. Полсотни табунов пастись. Грудь, точно поле, широка. Как мощный кедр, его рука. Весь чистым золотом покрыт. Блеск пуговиц глаза слепит. Алыпа взгляд и грозный вид Сто тысяч е бегство обратит. Огнь богатырского лица, Слов богатырских чистый гром, Земля проваливается Под богатырским сапогом. Кара-Кула каан назад Озлобленный свой бросил взгляд, Кровавоглазый увидал: У коновязи конь стоял,— Стена зубов его — бела, Литая грудь его — крута, Блистает, огненно-светла, Спина — от холки до хвоста.