Сибирские огни, 1977, №4

Конь белогривый наземь пал И стал торбоком синим он. И, спотыкаючись, побрел С крутой горы в железный край. И песню звонкую завел, Запел бедняк Тастаракай. Так он к аилу у реки Спускался с песнею пока, Обрадовались старики. Узнали издали сынка. Кара-Кула каан больной От развеселой песни той Взбешен, ругает без конца Неугомонного певца: «Тревожащий в болезни нас. Орущий песни глупый тас Дурнее сотни дураков. Откуда он и кто таков! Когда болею, силы нет — Порядочные люди след Ко мне забыли насовсем, А этот горлодер зачем Теперь идет в мою страну! Ему я голову сверну!» — Ругаясь так, сказал жене: «Ээй, не вызвать ли ко мне Живущего в твоей стране Шамана с именем Тордоор! Его всепроникающ взор. Пусть покамлает у огня, Глядишь, найдет причину мук. Болезнь прогонит от меня, Излечит тяжкий мой недуг...» Бедняк на тощем скакуне, Бедняк в заплатанном рванье Подъехал, двери растворил. Вошел в родительский аил, Вокруг с улыбкой поглядел. Прижал к груди отца и мать. Прошел, в углу переднем сел. Скрестивши ноги, отдыхать. Отец испуган, изумлен, Скрывая слезы, думал он: «Опять вернулся ты, сынок... Зачем, какая из дорог Тебя обратно привела В становище Кара-Кула! Отрада старости моей. Опора слабнущих костей. Сынок единый, Когюдей, Повалит с ног тебя злодей — Кезер Кара-Кула каан, Кровавогпазый великан...» Взялась, скрывая слезы, мать Сынка-алыпа угощать. Глазами, полными тоски. Глядят на сына старики И думают: «В последний раз Сынок обедает у нас...» ...Каан Кара-Кула с утра Богатыря Кускун-Кара На чернокрылом скакуне Послал, сказав, чтобы в стране, Где вечно властвует Эрлик, Он отыскал в единый миг. Поворошив утробы гор. Шамана с именем Тордоор. Когда вечерний пал туман, Сквозь землю видящий шаман Явился, бубен за спиной Висел, гудел берестяной. Дверь заперев, бревном припер- Заткнул широкий дымоход. Затем великий кам Тордоор Кружиться начал над огнем, ч Одежды шелестят на нем, А бубен бухает, как гром, Вот, вспененный раскрывши рот, На помощь духов он зовет... Тастаракай к земле припал, И серой мышкой в тот же миг В аил каана прибежал. Сквозь щелку Малую проник. Он слышит, сидя в уголке, Как на собачьем языке. Как на коровьем языке Тордоор и лает, и ревет — Беседу с духами ведет. • Но вот остановился он, В поту, камланьем утомлен, Так черный говорит шаман: «Ээй, ээй, скажи, каан, Когда ты разорял Алтай — Маадай-Кара богатый край. Осталось что-то или нет!» Кара-Кула сказал в ответ: «Там не осталось даже пня. Торчащего после меня. Травинки малой ни одной Я не оставил над землей. Остались голые поля. Пустая черная земля». Вновь покамлал Тордоор шаман. Сильней, чем прежде, утомлен: «Стой-погоди, скажи, каан,— Вторично спрашивает он,— Кобылки серой быстрый след Теперь прервался или нет! Ты вкруг Алтая гнал ее, Ты злобно проклинал ее. Но скрылась в зарослях она. Землей родною спасена. Ты волчьей стае наказал Кобылку эту разорвать.