Сибирские огни, 1977, №4

Несет шладони уголек, Чтоб прикурить почтенный мог, И каждому вина нальет, С красивой песней подает. Пить захотят — несет воды. Такие у него труды. Прямее дудки он сидит. Великим ламам в рот глядит. Желание — опередит. Тастаракай не ест, не спит, Он желтых лам своим вином И ночью потчует, и днем. Протяжно, весело поет, За чашкой чашку подает. И вот, блажен — и пьян, и сыт, Великий лама говорит: «Давно кааны всей земли Дорогу в наш аил нашли, И каждый о своей душе Спросил с почтением уже. И лишь Иара-Кула каан, Кровавоглазый великан, У нас, однако, не бывал И о душе не узнавал. Конечно, кровь Кара-Кула В боях на землю не текла. Душа за долгие года Не прерывалась никогда. Не потому ль, спесивый, он К нам не .приходит на поклон!» Другого ламы речь была: «Мы о душе Кара-Кула, Видать, не знаем ничего, А потому и нет его. Свою судьбу он знает сам И не тревожит желтых лам». Тут третий лама их прервал. Мудрец всевидящий сказал: «Не знает о судьбе своей Всепоглощающий злодей. Но нету проще ничего. Чем о судьбе узнать его: На дне небес, где вечный мрак, Сияют звезды Юч-Мыйгак 1— Три Маралухи, и в одной Таится ящик золотой...» Четвертый лама перебил Всевидящего мудреца: «А в ящике, ты не забыл! — Перепелиных два птенца. В одном душа коня его, В другом — каана самого. Достаточно птенцов поймать, Посередине разорвать, Каана жизнь и жизнь коня — 1 Юч-М ы й г а к — Три Маралухи, алтай­ ское название созвездия Орион. Прервутся до заката дня». Но пятый лама тут вступил, С сомнением проговорил: «Судьба его такая. Но Учтите: людям не дано Подняться в занебесный мрак, Достичь созвездья Юч-Мыйгак И у одной из маралух Добыть сундук из живота...» Шестой мудрец подумал вслух: «Задача эта не проста. Но соблаговолит судьба Алыпу даровать успех, Коль мараленка Андалбаа — Телка небесных самок тех — Сумеет он в лесах поймать И станет мучить-донимать, Теленок примется кричать, Трех Маралух небесных звать. Достигнет занебесья крик, И вот тогда, в единый миг. На землю спустятся они. И могут тут прерваться дни Зловещего Кара-Кула, Коль богатырская стрела Распорет брюхо самки той, В которой ящик золотой, Коль богатырская рука Поймает, разорвет птенцов — Каан умрет наверняка, Настанет мир в конце концов. А мараленок спрятан тот. Где у слиянья синих вод Был раньше каменный аил. Где со своим народом жил В сиянье славы и добра Седой алып Маадай-Кара...» Седьмой мудрец заговорил, Обеспокоенный — вскочил: «Ээй, покуда тут текла Речь о душе Кара-Кула, Тревожно стало почему Большому сердцу моему!» Так обо всем бедняк узнал, Все речи разумом впитал. В чёёчёях горькое вино Еще проворней подает, Вручая пьяное вино. Еще красивее поет. Последний опустел сосуд... В холщовой одежонке тут Из юрты выбежал бедняк. Вскочил в седло, воскликнул так: «Прощайте, желтые отцы! Спасибо, ламы-мудрецы!» Понуро пасшийся торбок Ударил парой задних ног