Сибирские огни, 1977, №3

— Д а ,— кивнула она и робко взглянула.— И вы? - И я . — Я к мачехе еду. Она заболела. «А мне-то что?» — подумал он, а вслух сказал: — Это хорошо к кому-нибудь ехать. Они помолчали. — Вас как звать? — Лена. — Очень приятно. А меня — Боря. Тоже четыре буквы. Она улыбнулась. Ничего не скажешь — интересный разговор. Послушал бы кто из монтажников, так, наверно, со смеху бы умер. Он подумал, что бы такое еще сказать. — Вам не идет это имя. — Правда?.. Меня в шутку иногда зовут Настенькой. — Настенькой?.. Вот это здорово! Вы, наверно, студентка? — Д а. Из Алма-Аты, хотя росла в этих краях. — Какая вы тихая... Ведь все девчонки сейчас в брюках и бойкие. — Разные. Очень-очень разные. Парни — тоже. — Знаете, пойдемте на скамью, а? — Пойдемте,— повторила она, как эхо, и наклонилась за чемода­ ном. Он взял ее чемодан. Они сели в темно-лиловой тени карагачей. Ее лицо слабо белело в плотной тьме, но когда она отводила глаза в сто­ рону, то голубоватые белки глаз были хорошо заметны. Он был уве­ рен, что и она чувствует его взгляд. — ...еще люблю город,— щебетала она.—И село. Город—это шум, гам, книги, асфальт, стекло, а село — мир и покой, запах трав... — А что вы больше-то любите? — И то, и другое.— Она засмеялась. Он вслушивался в ее смех, и ему хотелось прикоснуться к ней или взять ее маленькую руку и по­ держать в своей. Они долго разговаривали и позже, в поезде. Он не спал, и не смы­ кала глаз она; наверно, если бы он предложил ей Сойти с ним на ка­ кой-нибудь станции и дальше идти пешком, она бы согласилась. Вот возьму и предложу, думал он с непонятным злорадством. Она вызыва­ ла в нем мысли о Юльке, он теперь не скрывал этого от себя. И про­ филь ее был ему как будто бы знаком, несмотря даже на то, что у нее не было челки. Он тряхнул головой — не хватало только наваждений. Но тут в памяти четко всплыло смеющееся лицо Юльки, и Настенька стала сама собой. И что-то в ней его задевало. Эта ее покорность?.. Может быть. Юлька — та огонь. Ее не возьмешь голыми руками. За окном начало сереть. Из бесформенной темноты, текущей сбо ­ ку поезда, стали выделяться пологие холмы, ложбины, светлые квадра­ ты хлебных полей. Ну что он потерял в этих краях? Вот же голова два уха! Мог ведь осесть на пять лет в Москве, пожил бы весело, на всю катушку. А что? Шум, гам, как сказала Настенька, книги, асфальт, неон. А “тут? Ковыль да полынь... — А ведь я мог на пять лет осесть в Москве. Жить там. — Что ж е вы?! Вы очень много потеряли. Потерял? Как говорится... что-то теряешь, а что-то находишь. А вы откуда знаете, что много? — Все ж е Москва есть Москва! • > — Д а .— Он взглянул за окно. Там занимался рассвет. Небо по кромке стало нежно-розовым, как мякоть арбуза, а выше шли голубые, с прозеленью, полоски, а еще выше угловатые облака, они громоз­ дились синими льдинами. За щебенистым низким откосом в тем