Сибирские огни, 1977, №3
— А я жил там недалеко. Из порта, если идти, то надо сперва по этой лестнице, а там — мимо памятника Дюку, мимо Оперного. — Все мимо и мимо? А если сделать хотя бы короткую остановку в Оперном? — Ну, в Оперном-то я самые темные закутки знаю, — спокойно сказал Саша. — У меня там и отчим, и мать работают. — Что? И отчим, и мать? Уж не артисты ли они? — Мать артистка. Певица. А он — режиссер. — Ты смотри!.. Респектабельные предки. А по тебе не видно совсем нормальный. Ты говоришь — отчим. А... отец? Умер? — Нет. Живой. Тоже там, в Одессе: Он — инженер. — Ага. Ну, тоже не из работяг. Они помолчали. — На отчима я ничего не имею. Это ему на меня надо иметь. — А больше у тебя там никого? — Нет. Была одна девчонка... С ней меня мать познакомила. — Ну-ну. Хорошая? — За лицо ничего не скажешь. И за фигуру. Из балетной труппы она. Как-то раз мать пригласила ее к нам и оставила одних. Специаль но... Ты что-то имеешь сказать? — Нет. Это я так. — Борис сплюнул. — В сигарете что-то горькое... Ну и... и что же дальше? — Ну, ходили к морю, по бульвару. Про оперы говорили, про танцы. В «Лакме» ее видел — танец змеи исполняла. Верткая, как ящерица. А возьми ее так — та же мать. На уме больше слава да деньги. — Хм! А чья мать? — Моя. — A-а. Слушай, Саша. Зря ты так. Тебя воспитали как надо. Саша пожал плечами. — Они меня не часто и дома-то видели... И на стройку без их разрешения уехал. Обиделись — даже на письма не отвечали. — А что же ты дома-то редко бывал? — Ну... интересней было на улице. Или в порту. — Уж не с шантрапой ли всякой? — Нет. С пацанами с нашей улицы. На нащей улице пацаны были—таких поискать. С шантрапой мы не связывались. — Значит, улица... И у меня была своя улица... И в его воображении на миг возникла его улица. Сначала у нее не было даж е названия, так же как не имела она раньше ни асфальта, ни бело-родовых коттеджей на левой стороне — это был просто пыльный переулок, и самой большой его достопримечательностью была квадрат ная, из темно-красного кирпича, коробка трансформаторной подстан ции. Потом улице дали имя. — Знаешь, я жил на улице имени Абашкина, и названа она в честь жителя нашей же улицы. Это был офицер, он пришел с войны весь израненный. Умер от ран. Ему отняли сначала ноги, потом руки. Страшно было смотреть — он помещался в детской кроватке. А нас, пионеров, любил, мы ходили к нему. И вообще любил жизнь. А ведь ему не так-то просто было жить... А перед нашим домом росли тополя и верба. Каждый апрель верба распускала почки и зеленью покрыва лась раньше всех деревьев. — А мы в порту или у моря пропадали целыми днями. — Вот что. — Борис бросил окурок. — Надо нам в это воскресенье всем звеном выбраться на Желкуар. Хоть там и не море, а поплавать, рыбу половить есть где. Выехать на весь день, а? — Хорошо бы! — Саша ожил. — За других не знаю, а сам лично
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2