Сибирские огни, 1977, №3
но-Алтайске, Барнауле, Новосибирске, Москве. Переиздаются они и по сей день. * * * После успешного выступления алтай ской драматической самодеятельности на олимпиаде народного творчества Запад но-Сибирского края, в начале 1936 года, было принято решение о создании в об ласти национального театра. Одним из активных организаторов, а затем и заве дующим литчастью театра становится Павел Кучияк. С этого времени в его творческую биографию полно и неотъ емлемо вошла сцена. Национальный театр не мог существовать, ставя только переводные пьесы, пускай даже «Чапа ева» по Фурманову, «Поднятую целину» по Шолохову, «Слугу двух господ» Голь дони. Нужен был свой, оригинальный, репертуар. Павел Васильевич с азартом и свойственным ему упорством берется за эту работу. Теперь он уже хорошо понимает, что писать так, как писал он свои первые пьесы «Борьба» и «Петля», в которых, по его же тогдашнему опре делению, было «агитации много, дейст вия мало», для профессионального теат ра нельзя. А как?! Пошли консультации и споры с режиссерами, набеги к друзь ям: «Как думаешь, так хорошо будет, а?» Потом первая читка, вторая, третья. Кучияк ходил взъерошенный, осунулся и похудел, но в глазах были непотухаю щие огоньки. В конечном счете —по беда. Начались репетиции «Чейнеш», завоевавшей огромный успех у зрите лей в области и далеко за ее предела ми, создавшей широкую популярность театру. С. Е. Кожевников назвал Чейнеш «ал тайской Катериной». Почти через полу вековое расстояние, мечтая о превраще нии в птицу, «чтобы улететь далеко-да леко, туда, где всегда лето, всегда светит солнце», перекликаются Чейнеш Кучия- ка с Катериной Островского. Но, живя в другое время, Чейнеш после долгой борь бы с мужем, купившим ее, уходит со своим любимым Кара, чтобы принять участие в борьбе с «темным царством» каракорумской и колчаковской реакции на Алтае. В конце пьесы дочь бедняка Чейнеш, ставшая председателем сельрев- кома, и бывший батрак Кара, ставший командиром Красной Армии, приветст вуют отряд, разбивший банду бая Козуй- та. Они горды своей победой, победой над мрачным прошлым. Бая Козуйта, бывшего свекра Чейнеш, в спектакле играл автор. Играл сильно, ярко. Нас, видевших Кучияка в ролях власт ного и хитрого Козуйта, замаскировав шегося врага-националиста Семелю в «Ямах» или семиглавого чудовища Дель- бегена в сказке «Три сестры», написан ных им и воплощенных в живые обра зы, всегда поражало его актерское да рование. Бывало, между нами возникали даже споры: где Павел сильнее —в ли тературе или на сцене? — Ведь безо всякой профессиональ ной подготовки, а играет не хуже, чем «заслуженные». Талантище! — Литературных факультетов он тоже не кончал! Споры были явно несостоятельны, не суразны. Так, от молодой горячности. Да мы и сами являлись свидетелями то го, что Кучияк одинаково полшжровно живет в этих обеих ипостасях своего творчества. Но в его актерском мастер стве я убедился значительно раньше организации театра. В начале 30-х годов в Горно-Алтайск приехал известный французский писа тель Андре Мальро. Сопровождал его новосибирский поэт Никандр Алексеев, свободно владевший французским язы ком. Помню, как нас при встрече пора зило лицо Мальро: бледное, «меловое», с красными зрачками глаз, как у белого кролика. Человека-альбиноса воочию мы еще никогда не видели, а только знали о таких понаслышке. При посещении крае ведческого музея у Мальро во всей экс позиции самый большой интерес вызва ли два экспоната: алтайский аил, покрытый лиственничной корой, и внут реннее оборудование аильного быта, а в смотровых залах —застывшая фигу ра шамана с бубном и в полном куль товом убранстве. Гость высказал на стойчивое желание —увидеть живого шамана. Ему не менее настойчиво стали объяснять, что шаманов на Алтае уже йет и быть не может. Но Мальро стоял на своем. Никандр Алексеев шептал ок ружающим: — Не воспринимает доводов. Никак не хочет понять. Выручайте, товарищи! А то привяжется, не даст мне покоя. Упрям. Может, можно что-нибудь сде лать? Хоть не на полную правду, а? Все-таки гость, уважить бы надо. Один из работников музея нецеши- тельно проговорил: — Есть тут человек, которого если попросить... что-то похожее и получит ся,—и покосился на присутствующего среди нас Кучияка. Я увидел, как тот в ответ хитро подмигнул.—Вы пройдите пока в другие залы и постарайтесь не много задержаться. На дворе, около этнографического аила, на вынесенные стулья посадили гостей. Минуты ожидания. И вдруг из аила раздалбя возглас: «Ка-айракоон!» — и наружу вышел шаман. Началась безумная мистерия камланья. Шаман крутился волчком, колотил в бубен, де лал немыслимые прыжки и ломаные движения, припадал к земле, вскакивал, воздевал руки с поднятым бубном и сно ва вращался, да так, что ленты и цвет ные лоскуты на шубе становились ды бом. Одновременно он то басом, то исте рическим дискантом у кого-то что-то вымаливал, с кем-то спорил, что-то до казывал...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2