Сибирские огни, 1977, №3

Однако самое грустное в этой истории то, что раздача под сады и огороды изумительных по красоте окрестностей Академгородка делалась с ведома и благословения районного общества по охране природы! Не правда ли, похоже на злой анекдот? Можно понять, когда под сады и огороды отводятся земли бросовые: неудобь, пустыри. Настоящий любитель природы, приложив труд, любой кусок земли возродит к жизни, превратит его в цветущий уголок! Он попытается сделать его красивым и рядом с вездесущей малиной и кры­ жовником посадит сосенку и елочку, кустарник экзотический, выходит куртинку тюльпанов и, может быть, д аж е орхидею. Его трудом земля украсится, но зачем под хрен и лук отводить лесные долины, влажные лога, согры, которые хороши своей нетронутой первозданностью и бес­ ценны именно потому, что они рядом с городом?! Не надо забывать, что там, в сограх, живет коростель и удод, з аяц и лиса и еще всякий другой «человек», как ск а з ал бы Дерсу Узала. Зачем же у беззащитных созда­ ний отнимать все? Пусть живут рядом с нами, они здесь коренные жители. Коренные лесные жители белки прижились в нашем молодом горо­ де. Они выводят потомство в скворечниках, межоконьях квартир, на чердаках, и это стало предметом всеобщего умиления. Вот какие мы добрые! Это, конечно, мед, а вот лед — действительность. Старые сосняки в черте Академгородка были когда-то предметом гордости жителей — лесной рай в двух шагах от городской квартиры! И правда, пройдите немного в глубь леса, и вас радостно поразит голу­ бая под цвет неба л ужай ка незабудок! Благоухающий крохотный лесок цветущей брусники. Кустики фиалок, подснежников, лютиков. А ранним летом старые сосняки прямо-таки полыхали от буйного цветения: жарки- купавы, ирисы, ландыши, кипрей, белый анемон, стародуб-адонис по опу­ шкам. И птичий разноголосый гомон... Сейчас тихо в лесу. Пылит под ногами сухая хвоя, ничего не цветет, д аже зелени мало, редко-редко глянет на вас робким оком хилая ромаш­ ка. И всюду — пустые бутылки, рухлядь старых газет, конфетные оберт­ ки, консервные банки. Грустно, глухо. Сценка в автобусе. С огромной охапкой жарков сидит девочка-пер­ воклашка. Она предмет всеобщего внимания — вот сколько цветов н а ­ брала умница — цветов больше самой девочки. Рядом мама, современ­ ная д ама с наклеенными ресницами, с властным лицом под сомбреро. — Как прекрасна форма цветка, не правда ли, Нюта? — играя на публику, говорит дама .— Лепестки, тычинки, пестики. Все совершенст­ во, все словно вырезано резцом великого мастера. А цвет! А запах! Со­ здавать прекрасное человек научился у природы... — Хорошие слова,— вмешиваюсь я.— Только зачем девочке так много цветов? Вы же, простите, обобрали целую поляну, — А вам какое дело, гражданин хороший? Не думаете ли вы, что я нуждаюсь в ваших замечаниях? Травы, видите ли, для ребенка жалко. Вот так: травы для ребенка. — В самом деле,— со всех сторон поддерживают маму в сомбреро другие мамы.— Жи т ь в такой глухомани и не позволить ребенку цветка сорвать. На все запрет! Безобразие... Чакуры в юбках! Живешь в глухомани — пользуйся. Бери, хватай, пока есть. Потому и не стало в наших рощах «травы»: ни жарков, ни анемонов, ни других лесных «людей», как сказал бы Дерсу Узала. Все поутащили в квартиры поклонники красоты, а потом выбросили в му­ сорные ведра. Навсегда! Откуда взяться семенам диких цветов в огоро­ женном жилыми кварталами бору? Кто их перенесет, рассеет, если из коренных жителей леса остались только белки, да и те жмутся ближе к человеческому жилью?