Сибирские огни, 1977, №3

И только в глубине зарослей дрожало марево, поднимался голубой пар и плыл над метелками тростников. Вот почему оно Голубое, эго озеро! — Глуши мотор, собирай лодки! Окружаем , сходимся по команде. Д ел а т ь нечего, я должен был участвовать в этих «операциях», но хуже горькой редьки надоели мне команды, все эти окружения, «кот­ лы». Ничего увлекательного я не находил в окопной этой «романтике» и, пройдя метров двадцать по пузырящейся няше среди зыбких кочек, повернул обратно. Покинув свой сектор, выбрался на берег. Де зерти ­ ровал. На лугу стоял небольшой стожок болотного сена, я з абралс я н а ­ верх, лег на спину и стал смотреть в небо. Над степными плоскими д а ­ лями небо кажется невысоким, неярким и тоже плоским. И, как всегда осенью, пустота его рождает в душе безотчетную грусть, скифскую тоску. Стояла т ак а я тишина, что я услышал, как, треща ажурными метал­ лическими крыльями, над стогом пролетела большая стрекоза. Покру­ жившись надо мной, она опустилась на конец слеги и тоже замерла, ритмично подергиваясь длинным кольчатым телом,— дышала. Меня всегда волнует прощальная тишина ранней осени, вот этого тихого, немножко грустного межсезонья, когда уже не лето, но еще и не осень, и все в природе знает о грядущих переменах, ждет их, готовит­ ся к ним. Еще зелены и густы березовые рощи, но внутри листвы оди­ нокого дерева уже заполыхало желтизной. Днем услышишь над лугом хлопотливое гудение шмеля, но трава рано утром в седой изморози, и сверкнет ледок в конском следу. В лесу в эти дни вместе с переспелой рубиновой гроздью костяники сорвешь цветок ромашки, и василек, и ( клевер-кашку, и пышный татарник,— целый букет наберешь. Неяркий, непахучий, но — букет. А в воздухе уже разлита терпкая осенняя про­ хлада, пахнет зреющим сеном, осенним грибом, опенком. Я лежал на стогу, и мне хорошо было наедине со степью, , небом, с этой древней тишиной. Все заботы, все огорчения остались далеко, ты снова стал молодым, почти подростком. Тем мечтательным подрост­ ком, который верил, что его ждет счастье, бесконечно много лет счастья, славных побед н ад неведомыми врагами. Тем юным- дерзким Дон Кихотом, который дал клятву сделать много доброго всем .людям на земле. . .* И ничего, что мечты твои не сбылись, но ради того, чтобы снова услышать их в сердце своем, и стоило приехать сюда, на Голубое озе­ ро. Чтобы как в бездонное зеркало поглядеться в степное скифское не­ бо, побыть наедине со своей грустью, с самим собой. ш — Пах! Пах! Пах! v> Это мои спутники. Опять загрохотало, эхо отзывалось на выстрелы ударами бича, затихая в дальних березниках. Дуплеты рвали, кромса­ ли воздух. Сражение началось! г.Г-'.Г?.- Я видел, ка к свечой взлетели н ад камышами две большие, утки — кряковые, но одна тотчас н ач ала валиться, падать, видимо смертельно раненая, наконец тяжело шлепнулась о воду. Еще выстрел, и- метко срезанная в угон другая птица закружилась в штопоре с перебитым крылом. . , ->1 - . V И пошла потеха! Поднялся табун крупной чернети, птицы закружи ­ лись над тростниками, и я видел, как после каждого выстрела и з/т абу ­ на выпадала то одна, то сразу две птицы. Иная п ад ал а отвесно,/другая упорно тянула прочь, изо всех сил махая слабеющими крыльями,- .пока с шумом не врезалась в стену тростника. , — Пах! Пах! Пах! Это Чакура, его пятизарядный полуавтомат. Чакура никогда не

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2