Сибирские огни, 1977, №3
И только в глубине зарослей дрожало марево, поднимался голубой пар и плыл над метелками тростников. Вот почему оно Голубое, эго озеро! — Глуши мотор, собирай лодки! Окружаем , сходимся по команде. Д ел а т ь нечего, я должен был участвовать в этих «операциях», но хуже горькой редьки надоели мне команды, все эти окружения, «кот лы». Ничего увлекательного я не находил в окопной этой «романтике» и, пройдя метров двадцать по пузырящейся няше среди зыбких кочек, повернул обратно. Покинув свой сектор, выбрался на берег. Де зерти ровал. На лугу стоял небольшой стожок болотного сена, я з абралс я н а верх, лег на спину и стал смотреть в небо. Над степными плоскими д а лями небо кажется невысоким, неярким и тоже плоским. И, как всегда осенью, пустота его рождает в душе безотчетную грусть, скифскую тоску. Стояла т ак а я тишина, что я услышал, как, треща ажурными метал лическими крыльями, над стогом пролетела большая стрекоза. Покру жившись надо мной, она опустилась на конец слеги и тоже замерла, ритмично подергиваясь длинным кольчатым телом,— дышала. Меня всегда волнует прощальная тишина ранней осени, вот этого тихого, немножко грустного межсезонья, когда уже не лето, но еще и не осень, и все в природе знает о грядущих переменах, ждет их, готовит ся к ним. Еще зелены и густы березовые рощи, но внутри листвы оди нокого дерева уже заполыхало желтизной. Днем услышишь над лугом хлопотливое гудение шмеля, но трава рано утром в седой изморози, и сверкнет ледок в конском следу. В лесу в эти дни вместе с переспелой рубиновой гроздью костяники сорвешь цветок ромашки, и василек, и ( клевер-кашку, и пышный татарник,— целый букет наберешь. Неяркий, непахучий, но — букет. А в воздухе уже разлита терпкая осенняя про хлада, пахнет зреющим сеном, осенним грибом, опенком. Я лежал на стогу, и мне хорошо было наедине со степью, , небом, с этой древней тишиной. Все заботы, все огорчения остались далеко, ты снова стал молодым, почти подростком. Тем мечтательным подрост ком, который верил, что его ждет счастье, бесконечно много лет счастья, славных побед н ад неведомыми врагами. Тем юным- дерзким Дон Кихотом, который дал клятву сделать много доброго всем .людям на земле. . .* И ничего, что мечты твои не сбылись, но ради того, чтобы снова услышать их в сердце своем, и стоило приехать сюда, на Голубое озе ро. Чтобы как в бездонное зеркало поглядеться в степное скифское не бо, побыть наедине со своей грустью, с самим собой. ш — Пах! Пах! Пах! v> Это мои спутники. Опять загрохотало, эхо отзывалось на выстрелы ударами бича, затихая в дальних березниках. Дуплеты рвали, кромса ли воздух. Сражение началось! г.Г-'.Г?.- Я видел, ка к свечой взлетели н ад камышами две большие, утки — кряковые, но одна тотчас н ач ала валиться, падать, видимо смертельно раненая, наконец тяжело шлепнулась о воду. Еще выстрел, и- метко срезанная в угон другая птица закружилась в штопоре с перебитым крылом. . , ->1 - . V И пошла потеха! Поднялся табун крупной чернети, птицы закружи лись над тростниками, и я видел, как после каждого выстрела и з/т абу на выпадала то одна, то сразу две птицы. Иная п ад ал а отвесно,/другая упорно тянула прочь, изо всех сил махая слабеющими крыльями,- .пока с шумом не врезалась в стену тростника. , — Пах! Пах! Пах! Это Чакура, его пятизарядный полуавтомат. Чакура никогда не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2