Сибирские огни, 1977, №3

начинает что-то разлаживаться, законы не срабатывают, природа начи­ нает ветшать, мельчать. Присвоенное нами право все приспосабливать для своих нужд не только сомнительно, но и опасно как для природы, так и для нас самих, ибо мы рискуем остаться на земле наедине со своими баранами, да хрюшками, да колесно-бензиновыми силами, мо­ гучими, но бездушными. Весь понедельник мы рыскали по степи. Чакура не нуждался ни в компасе, ни в карте, он говорил Леше: «Сворачивай с дороги, правь вон на тот березняк». И Леша гнал прямо по кочкарнику, по некоше­ ному лугу: Чакура, действительно, знал степь. Он говорил: «Сейчас бу­ дет хутор Дубрава». И в самом деле показывались два-три домишка, остатки деревни, хуторок заброшенный, который носил это странное для Сибири название — Дубрава. «Газончик» наш рыщет по степи, по еле видимым заросшим коле­ ям, и никого окрест: пусто, безлюдно. Издали увидишь: ходит по косо­ гору толпа несметная, но вглядишься: коровы пасутся. Гуляют по ота­ ве, по стерне, а пастуха не видно. Ворона прокаркает, огромная стая скворцов покажется в небе и долго подвижной тучей будет кружить, то сжимаясь в черный ком, то снова редея, разрастаясь, заняв полне­ ба. Скворцы исчезнут за горизонтом, словно растворятся в небе, и вдруг с пригорка увидишь на мокром лугу черную рать: на кошенину опусти­ лись грачи и галки, ловят кузнечиков. Тоже пасутся, готовясь в даль ­ ний путь. Иногда Чакура зале зал на капот машины и долго осматривал ок­ рестность в бинокль. — Д ав ай на речку,— командовал он.— По пути на баклуши завер ­ нем, там кряковая держится. А после обеда — на Голубое. Где, где, а на Голубом птица всегда есть. Но и на речке, и на баклушах — цепочке небольших озер-стариц— птицы не было. А если и кормилась пара, то, завидев нас, стремительно снималась и улетала. И это з а пятьсот километров от города! Эти пе­ репуганные насмерть единицы были, видимо, все, что осталось после вчерашней всесветной канонады, которую устроили прибывшие сюда «мехармии». Впрочем, и сегодня там и сям слышались выстрелы, хотя был по­ недельник,— день отдыха для птицы, т ак называемый «день покоя». Ч а ­ кура и Шайдуров напрочь «забыли» о нем, и когда я сказал, что мы нарушаем правила охоты, стреляем в «день покоя», они приняли это за удачную шутку. — Помрем, тогда все правила будем соблюдать,— сказал Ча ку ­ ра.— У меня три дня отпуска осталось, видал я в гробу правила. И только Леша поддержал меня: — А что, и правда. Хватит уже. Позагорали бы! Тепло, солнышко... — У жены под боком позагораешь. Поехали. Шайдуров был недоволен: с утра мотаемся по степи и ни разу не выстрелили. — Утка пошла, называется,— ворчал он.— Сплошь психованная: за километр снимается и летит, как ошпаренная. Д ав ай на Голубое, по­ ка его не обстрелял кто-нибудь. Я никогда не видел озеро Голубое, но представлял себе обширную голубую чашу, отражающую небо, облака, прибрежные ракиты. Часа через полтора пути перелесками, иногда прямо по стерне и пахоте, оста­ новились в мокрой низине с безбрежными зарослями тростника. Высо­ кий кочкарник, темные пятна камышей и рогоза среди тростникового однообразия и — никакого озера, д аже крохотного зеркала.