Сибирские огни, 1977, №3
— Белый, как сахарный,— сказал кто-то.— Аж ветром от крыл об дало. Первый раз видел... Еще одно чье-то сердце дрогнуло перед красотой. Д ай бог! Чакура—серый волк. Барабы Вспоров тишину ревом «газов», «пазов», «уралов» и «уазов», основ ная армия уехала домой — в понедельник на работу. Наш газончик оставался в «командировке»—«знакомиться с местными условиями», то есть охотиться. — Хватит лысуху давить,—сказал Чакура .— Будем искать благо родную утку: шилохвость, косатую, чернеть... — Гуська бы,— вздохнул Шайдуров. — Не печальтесь, начальник. Чакура в Б ар абе — у себя дома. И гусей найдем. Степь, она большая... Степь была, действительно, большая, но, как я убедился, уже не оставалось в бескрайней Барабе потаенного места, куда бы ни совер шил набег Чакура, и от этого становилось грустно. Я ушел на берег, пока Леша заправлял и осматривал перед доро гой машину. Тяжко мне было, тоскливо. Озеро л ежало пустое, бе зжи з ненное: на его зеркале чернели две-три точки — не' то птицы, не то ли стья водяного лопуха. Без уток, без лысухи озеро походило на унылое, зарастающее болото. Целое лето бурлила тут своя жизнь с весенними любовными турни рами, своими заботами и трудами, рождением новых поколений. Мо жет быть, озеро Конёга было своим птичьим Вавилоном, Атлантидой, Грецией и, странствуя потом где-то по Африкам, молодые птицы, уви девшие здесь свет солнца, мечтали бы о возвращении в родные камы ши, как мы мечтаем о возвращении на родину. Но приехал стратег- «полковник», приехал Шайдуров с «армией», люди учинили великое побоище, и не стало птичьей Греции. Все жители этого малого мира, на деленные сложнейшими инстинктами, например, умением держать курс в ночных перелетах по звездам, находить в степи среди тысяч других родное озеро, существа эти с зачатками разума, сотни и сотни семей-та бунов, за два часа огневой потехи превратились в комки мерГвого мя са. Их съедят «шайдуровцы». ...Предвижу усмешечку: сентиментально! Слышу иронический воп росик: а домашнюю птицу — ту же утку, курицу, гуся — автор кушает и совестью не угрызается? Кушаю и не угрызаюсь, но ведь домашние животные — это дело рук наших, это наш труд. Мы их «возделываем», как овощи, хлеб, фрукты, мы их кормим, контролируем воспроизводст во, они наш запас белка, если хотите.. Домашней птице, домашнему жи вотному не надо бороться за существование, добывать пищу, защищать ся от врагов. Все это взял на себя человек. Он отделил домашних животных от природы, они стали как бы его «огородом». Поэтому он во лен распоряжаться результатом своей нелегкой работы, как хочет, и здесь морально-правовые, эстетические категории совершенно не вызы вают сомнений. Иное дело, когда мы с алчностью Винни-пуха изымаем из круго оборота природы все, что доступно изъятию (а для века НТР практи чески доступно все), собираем «урожай», который мы не сеяли и кото рый не предназначен для наших утех. Дикие животные и птицы — продукт жизнедеятельности самой природы, которой свойственно и не обходимо равновесие, свои законы гармонии. Изымая что-то из природы под корень, мы нарушаем гармонию, и в извечном круговороте жизни 10. Сибирские огни № 3.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2