Сибирские огни, 1977, №3

Поедешь дальше — так не ври». Тут принесла старушка-мать Посуду — гостя угощать. На углях подогрела в ней Лягушек мясо, мясо змей. Поганый суп из ешей и гнид В котле над очагом кипит. Все это а чашку налила, Тастаракаю подала. Он чашку не донес до рта. Глядь — а она уже пуста. Отставил чашку, говорит: ■Я отдохнул теперь и сыт. Кто вдоволь мяса змей поест, Тот славным станет, говорят. Кто суп из вшей и гнид поест, Кааном станет, говорят». И тут Маадай-Кара изрек: «Ты иэвини-прости, сынок. На нас с обидой не гляди. Тут правит всем Кара-Таади. Мы на тебя не держим зла, Все зло здесь от Кара-Кула. Чтобы огонь наш не зачах — Помет бросаем мы в очаг. А чтобы не пропасть самим — Еду поганую едим. И горше нашей жизни — нет. Нас, стариков, на склоне лет, Злодей рабами сделать смог И нами правит, точно бог...» Слова почтенного отца Алып дослушал до конца, Поднялся с шумом, возмущен. Аил покинул быстро он. Когда обратно прибежал,— «Эзй, почтенные,— сказал,— Кто хочет есть, тот будет сыт. Я тут приметил,— говорит,— Девятилетнего быка — Большого стада вожака. На расстоянье в день пути К нему тайком не подойти. На расстоянье в год пути К быку тайком не подойти. С пути недельного, видать, Он разбегается бодать. И все бы это — ничего. Но вот задача — у него На роге остром, как игла, Людские сгнившие тела. Коль не побрезговать и взять Да шкуру черную содрать, И этого быка сварить. То что за это может быть!» Смеясь, сказал Маадай-Кара: «Колоть быка пришла пора. Ведь для приезда твоего Каан и выкормил его!» Тастаракай опять вскочил, из юрты с шумом поспешил, И вынул острый нож складной, И камень сжал в руке другой. Быка ударил, что есть сил, До мозга голову пробил. Бык врез колени подогнул. Долину черную боднул. Алыпа быстрый нож-томрок Мгновенно глотку пересек. Не мешкая, Тастаракай, Не отдохнув, Тастаракай Схватил быка за пару ног. По камням с шумом поволок, К аилу с криком подтащил, / У ног отцовских положил. Седой отец заголосил: «Эх, парень, что ты натворил! Не ведаешь — кого убил! Ведь он подменным был быком. Жена Кара-Кула на нем, Колдунья ездила верхом! Каан за черного быка Прибьет меня наверняка...» Пока так горевал старик, Тастаракай в единый миг С быка проворно шкуру снял И чашу бронзовую взял, На части мясо разрубил, Из шкуры две подпруги свил, У ног отцовских положил. «Кааны в нынешние дни — Зверью безумному сродни. И пара лишняя подпруг, Коль кочевать придется вдруг, Вам пригодится»,— так сказал, Из юрты с шумом побежал И с шумом возвратился вмиг. Сказал: «Послушай-ка, старик, О чем хочу я рассказать: Увидел невидаль опять — Самца-верблюда вожака: Как тополь, шея высока. Горбы — две голые горы. Клыки огромные — остры, Брюшное сало вожака Свисает словно облака. Тяжелой тучности такой И важной поступи такой Ни у одной скотины нет. Но на его коленях след Того, что множество людей Убил и растоптал элодей. Коль, не побрезговав опять. Верблюда набок завалить