Сибирские огни, 1977, №3

Смеясь игриво, скалит рот. Визгливо женщина поет. Она бессчетный черный скот Витой змеиной плетью бьет, И колотушкою она В неволе держит племена. Стогранный каменный аил Глаз солнца ясного закрыл. Высоко в небеса ушел Железной коновязи столб. Вокруг скота, у всех дорог Полно зайсанов, как сорок. Вокруг людей со Всех сторон Алыпы — стаями ворон. Тут Когюдей коня спросил: «Чей этот каменный аил! Чьи эти голые поля! Чья эта черная земля!» Скакун такую речь ведет: ■Неисчислимый белый скот — Стада, отары, табуны, И многочисленный народ Ь обличием светлей луны — Народ родителей твоих, И скот неисчислимый их. Старушка эта — мать твоя, А этот старец — твой отец. В каана злобного края Мы прискакали наконец. А на быке вон там видна Каана черная жена. Охотится Кара-Кула, Кара-Таади вершит дела». Воитель дальше бросил взгляд: В недосягаемой дали Семь желтостенных юрт стоят На грани неба и земли. И светятся, как семь огней, У коновязи семь коней. Спросил коня: «Что это там!» Ответил конь: «Владенья лам. Есть книга мудрая у них Про всех властителей земных. Легко по книге той найти — Где перервутся их пути». ...Каана черная жена Узнала то, что не узнать, И разгадала все она, Что невозможно разгадать; На стойбище Маадай-Кара Встал на крыло птенец орла. Отцом была ему гора. Береза матерью была. В тени листвы, меж горных глыб Не сгинул не попавший в плен, И вырос молодой алып — Могучий Когюдей-Мерген. . 9- Сибирские огни № 3. Его слова звучат как гром. Лицо сияет как луна. Его глаза горят огнем, И грудь его ума полна. Он все преграды миновал, Не устрашился черных скал. Теперь каан Кара-Кула Положит на рукав башку. Коню его не знать седла — Упав, подохнет на скаку. Алып освободит народ. Угонит свой бессчетный скот За мать свою и за отца Он будет биться до конца. «Я мужа не предупрежу. Ему про это не скажу, Пусть Когюдей угонит скот, Домой родителей вернет, Пусть мужа моего убьет. Тогда настанет мой черед, Тогда достигну своего И выйду замуж за него. Жить на земле привыкла я, В подземный мир не опущусь. Люблю подлунные края, К Эрлику я не возвращусь».— Вот так задумала она, Каана мерзкая жена. Но не узнать и в свете дня Алыпа и его коня — Послышался короткий стон, Алып на землю пал ничком, И обернулся тут же он Тастаракаем-бедняком. Упал на землю верный конь Вслед за алыпом молодым, И обернулся тут же он Торбоком1 синим и худым. Бедняк в седле берестяном, Рванье холщовое на нем, Торбока прутиком хлестнул, С горы в долину повернул. Конек худой с горы идет, Тастаракай в седле поет. Протяжно, звонко он запел. Сухой кедрач зазеленел. Запел красиво, звонко он — И запестрел цветами склон. И эту песню бедняка. Летящую издалека, Услышала Алтын-Тарга, Пошла к дверям от очага. Сказала, двери отворив: «Родной напев, родной мотив До боли за душу берет. 1 Т о р б о к — двухлетний бычок. Так в насмешку называют плохого коня.