Сибирские огни, 1977, №3

Одна долмна приняла. Их головы нашли покой В долине дрогнувшей другой. Но где же ныне камня след! Путем, длиной в десятки лет, Он долетел до дальних стран, Где властвует Талбан-каан. В мгновенье ока камень тот, Влетев в аил сквозь дымоход. Свистя, обрушился в котел, Пробил насквозь котел, очаг И в землю глубоко ушел, И в той стране, где вечный мрак, Где злобный властвует Эрлик, Обломок черный в тот же миг В морской залив бездонный пал, Взметнулся ядовитый вал, Вскипела желтая вода И выкипела без следа. Богатыри большой страны Видением удивлены. Падением изумлены, В смущении Талбан-каан Гадает: из каких же стран Свистящий камень тот упал, Какой алып его послал!.. Связавши за ноги волков, Неубоявшийся сынок. За крылья воронов связав, Непромахнувшийся стрелок Их из ложбины поволок. Пока из зарослей тащил, Рассвет веселый наступил. Пока за семь долин волок, Проснулся утренний восток, И солнце выпило туман, Взойдя из ханства Сарыйман. Прислушался малыш-кюлюк: Не ветер воющий вокруг Печально, горестно звучит — Старушка жалобно кричит. Гуляет эхо по лесам. Взлетает к синим небесам. «Сынка, сокровище мое, Сожрало злобное зверье! Померкло солнце среди дня. Нет больше жизни для меня. Волками съеденный, погас Огонь моих усталых глаз. Нет горя — моего черней, Печальней — участи моей. О! На моих глазах сынка Из юрты волки унесли!..» Так речь ее была горька, Слова так жалобно текли. Так голос горестно летел, Что лес сочувственно стонал. Тут мальчик весело запел, На дудке звонко заиграл: «Из шкур убитого зверья Шубенка выйдет или нет! Из черных перьев воронья Подушка выйдет или нет!» «Ты невредим, родной сынок!» — Воскликнула Хозяйка гор, Узрела, выйдя за порог. Добычу у ребячьих ног. Седой качает головой, Бормочет: «Мальчик золотой...» Волков она ободрала. «На шубу хватит»,— говорит, И с воронов перо сняла. «Подушка выйдет,— говорит,— Отца, вскормившего тебя, Обнимешь ты, родимый мой. И мать, ласкавшую тебя, Ты привезешь, сынок, домой. Кровавоглазый великан Положит на рукав башку, Конь темно-серый, как туман. Подохнет, рухнув на скаку». «Ээй, старушка, не пойму, Рассказываешь ты к чему — Положит на рукав башку. Подохнет, рухнув на скаку... Кровавоглазый — кто таков! Каких тут пуговица слов! Конь темно-серый — кто таков! Скажи, каких тут угол слов!1 Скажи, старушка, наконец — Кто мать моя и мой отец! Бродягой жить мне, без коня — Такая доля у меня!» «Все расскажу, пришла пора. Родитель твой — Маадай-Кара, Мать у тебя — Алтын-Тарга. Они в неволе у врага. Ээй, »й, родной сынок, В стране, к которой путь далек. Сидит Кара-Кула каан — Властитель всех подлунных стран. Алтайских семьдесят племен Поработил, проклятый, он. Алтайских шестьдесят племен Невольниками сделал он. Нечистый — полной чашей пьет Своих рабов кровавый пот. И темно-серый конь под ним Не устрашится бурных вод. Кара-Кула непобедим. Неисчислим его народ. Спокойно жил родной Алтай, 1 А л т а й с к и й ф р а з е о л о г и з м»: «В чем смысл сказанного?»