Сибирские огни, 1977, №3

Несчастье в сердце погребла. Огонь высокий разожгла. Пар из котла густой валит. Там мясо ста быков бурлит, И варится в другом котле Верблюдов сотня. На столе В одном тепши 1— сто валухов, Баранины — до облаков. Баатыров знатных и седых. Красивых женщин молодых Маадай-Кара созвал на той, Семь дней обносит аракой. Веселье песен золотых Печальный скрасило аил. Пир на девятый день затих, Маадай-Кара проговорил: «Пусть этот пир прощальный наш И арака последних чаш — В тяжелый путь готовят нас,* Согреют краткий мирный час. Я слаб, как видите, и сед, И в теле прежней силы нет. Узнал о старости моей Кара-Кула — каан-злодей. Угонит он мой белый скот, Народ в неволю уведет, Но горе и позор тому, Кто скажет злобному ему — Где мой единственный сынок. Младенец он, но дайте срок, Коль суждено ему взрасти — Пробьет он новые пути)..» ...Немного или много дней Прошло в трудах, среди забот... Вдруг толпы плачущих людей. Ревущий, мечущийся скот — У стойбищ сбились. Крики, стон, Вой ветра с четырех сторон! На мир обрушился мороз. Крошащий толстые стволы Таежных кедров и берез, В логах кипенье серой мглы, Вершины Чеметен-Туу Покрылись мглою кровяной. Дождь, каменея на лету. Ударил в бубен ледяной. Застыл в полете солнца свет. Окаменела синь реки. Гранит горы Черет-Чемет Промерз и треснул на куски/ Кукушкам золотым теперь На тополе не куковать, Двум черным беркутам теперь Настало время клекотать. Их клекот слышит весь Алтай — И черных псов тревожный лай. ' Т е п ш и — деревянное блюдо. Тут солнца красный лик исчез Перед лицом Кара-Кула, И желтый лик луны с небес Пропал в дыханьи скакуна. Как волны катится орда. Глотая целые стада. Кара-Кула ее ведет. Его бездонный черный рот. Как пропасть мрачная открыт. Как валуны — клыки торчат, И ужасающе горит, Налитый кровью, дикий взгляд. Сжирая сотнями людей, Завоевал немало стран Всепоглощающий злодей, Всепожирающий иаан. Подлунных шестьдесят племен Заставил горько плакать он. Свободных семьдесят племен Поставил на колени он. Своей голодною и злой. Густой и жадною слюной Обрызгал склоны двух долин Несущий горе исполин. Рождая ветер и мороз, Бросает он слова угроз: «Я сьем на пастбищах стада, Я не оставлю и следа От этих стойбищ, и народ Я превращу в рабочий енот! Тебе, старик Маадай-Кара Стать пастухом пришла пора! Ты сало без ножа сосал. Без плетки ездил на коне, За годы долгие собрал Несметные богатства мне. Сровняю с черною землей Аил золотостенный твой! Эй! Есть ли у тебя стрела. Чтобы сразить меня смогла! Эй, выходи! Молчишь, старик! От страха проглотил язык!» И ярость слов Кара-Кула Алтай до края сотрясла. Заколебался небосвод. На реках искрошился лед. Скот заметался, заревел. Народ, страшась, остолбенел. Маадай-Кара, алып седой, Откинув полог золотой. Ступил за каменную дверь. Глядит: в серебряной тени Охрипли беркуты, теперь Кричат как филины они. Глядит: охрипли оба пса, И не расслышишь голоса. Оскалив желтые клыки, Скулят тайгылы, как щенки... )