Сибирские огни, 1977, №3

Без предводителя народ, Без пастуха остался скот!» Алып проснулся, с ложа встал, Из юрты выглянул своей, Огладив голову, сказал: «Проспал я восемьдесят дней, Рассудок, что ли, потерял! Проспал я семьдесят ночей, Совсем я старым, что ли, стал! И сам не знаю, что со мной, Как навалился сон такой!» Берет из рук Алтын-Тарги Алып, восставший ото сна, И надевает сапоги С подошвами из чугуна, И надевает шубу он На горностаевом меху — Стоит воитель облачен В солнцеподобную доху. • Он надевает боевой Тяжелый бронзовый шелом С луноподобною звездой, В узоре тонком золотом. Широким поясом своим Стал опоясываться он — По тяжким бляшкам золотым Свет полдня пляшет — отражен. Поверх одежды дорогой Надел он панцирь боевой, Сказал жене Маадай-Кара: «В дорогу трогаться пора. В шести мешках неси еду, Края Алтая обойду, Остановлю, поставлю скот В траве высокой и густой. Верну и поселю народ Там, где в достатке сухостой». Сказавши так, алып-старик Потряс узорною уздой, И, тут как тут, пред ним возник Карыш-Кулак темно-гнедой. Он на скаку хватал траву, Он стриг ушами синеву, Литая грудь его — крута. Стена зубов его — бела. Спина от холки до хвоста Блестит, обширна и чиста. Маадай-Кара коня взнуздал И снаряжать в дорогу стал: На белооблачный потник Широкий, точно летний луг, Кладет седло алып-старик. Затягивает сто подпруг. Вокруг груди, литой, крутой, Нагрудник натянул потом. Двойной, сплетенный из ремней. Продел подхвостник под хвостом. Так аргымака заседлал. Сам снаряжаться воин стал: На крепко сложенной спине Надежно укрепил свое Он, закаленное в огне, Безлунно-черное копье. На мощный пояс боевой % Зеленоватый меч стальной Непритупляющийся свой Он прикрепил и лук надел. Колчан его крылатых стрел Окован бронзою, широк — Тут угнездятся сто сорок. На опоясье с двух сторон Усесться смогут сто ворон. Сияет лезвие меча, Копья сверкает острие... Но, аргымака облача, Надев оружие свое,-г Маадай-Кара главой поник. Стал горько сетовать старик: «Конь постарел темно-гнедой, ' Годится только на убой. Азар мой слеп, беззуб Казар, И я, седоголовый, стар. Нет у собак моих щенка, У нас с женою нет сынка. И голова у старика Была — как ворона крыло. Теперь — белее молока. Ее снегами занесло. Теперь клыков моих клинки Пообломались, как сучки. Подобный утру, свежий ум — Теперь и мутен, и угрюм. Теперь лишь тень бредет за мной. Когда я оглянусь назад. Поглажу голову рукой — Лишь уши старые торчат...» Хоть горько сетовал алып. Роняя тяжкие слова. Он был мощнее горных глыб: Скалой вздымалась голова, Две синих утренних звезды — Глаза всевидящи мудры, В густом урмане бороды Мечи зубов его — остры. Мрак черно-бархатных бровей. Ресницы — ели в куржаке. Лицо — маральника 1 красней. Свет летних радуг на щеке. На пояснице место есть Двумстам отарам разойтись, На крепко сложенной спине — Стадам бесчисленным пастись. Ни разу кровь его, светла, Алея, наземь не текла. 1 М а р а л ь н и к — горный кустарник, яр­ ко расцветающий на скалах ранней весною.