Сибирские огни, 1977, №2

— Котом изобразил?! Да как это можно?! — хлопала руками по юбке Елизавета Васильевна.— Это же... Это сверхвозмутительно! — Больше всех возмущается Розалия Марковна. Разгневана до крайности.— Надежда села к столу, стала рассказывать спокойнее — С ней я встретилась неожиданно, в кафе «Ландольт». У нее горят гла­ за, кривятся губы. «Это, говорит, что-то невиданное и неслыханное ни в одной уважающей себя социал-демократической партии. Даже подумать невозможно — мой Жорж и милейшая Вера Ивановна изображены се­ дыми крысами!.. У Жоржа было много врагов, но до такой наглости еще никто не доходил!— Тут Розалия Марковна сцепила руки, качну­ ла головой из стороны в сторону.— Боже мой!.. Что скажет о нас Бе­ бель? Что скажет Каутский?..» — В этом вся их беда: «Что станет говорить княгиня Марья Алек­ сеева?» — рассмеялся Владимир,— Ну и что же дальше? — Лицо у нее передернулось. Жорж, говорит, не какой-нибудь мужик... — Да?! Так и сказала?! — Он, говорит, дворянин, и он может... может и на дуэль! — Уму непостижимо! Жена выдает своего мужа, марксиста Пле­ ханова, за какого-то дуэлянта! Мне, право, жаль Георгия Валентинови­ ча!.. Ну, а почему же он изображен крысой? — Из кафе «Ландольт» я — к Лепешинским,— продолжала рас­ сказывать Надежда, проглатывая смешинки.— Пантелеймон достал свой триптих... Да, карикатура из трех рисунков. Не успел он положить передо мной этот лист ватмана, а Ольга уже залилась смехом. Даже до слез. Читаю надпись сверху: «Как мыши кота хоронили (назидатель­ ная сказка. Сочинил не-Жуковский. Посвящается партийным мышам)». Последние два слова подчеркнуты. — Вот это здорово! Очень точно! — Владимир прошелся возле сто­ ла.— Прилепил Пантелеймоша ярлык меньшевикам!.. Действительно— мыши! Ну, а дальше? Это же чертовски интересно! — На левом рисунке Кот. В лице сохранено полное сходство с то­ бой. Ты будто бы повешен в подполье на какой-то перекладине. Близо­ рукие мыши ликуют. Тут и Потресов, и Аксельрод, и Засулич. Все очень похожие. Плеханов — премудрая крыса Онуфрий — появился в распах­ нутом окне. Что тут, дескать, происходит среди бочек с «диалектикой», в которой разбираются только они, мыши? Мартов с Троцким взобра­ лись наверх, но по близорукости не могли обнаружить, что Мурлыка не повешен, а сам уцепился лапой за перекладину и хитро зажмурился. Теперь центральная картинка. Мурлыка оборвался. Лежит недвижимо. Значит, в самом деле мертвый! Мыши возликовали больше прежнего. До неистовства. Старый Онуфрий подхватил верного мышонка Троцко­ го и принялся отплясывать канкан. Для них играет на дудке услужли­ вый Дан. А Мартов взобрался на труп Мурлыки и стал читать «над­ гробное слово». Я запомнила: «Жил-был Мурлыка, рыжая шкурка, усы, как у турка; был он бешен, на бонапартизме помешан, за что и повешен. Радуйся, наше подполье!» Но радость обернулась бедой. На правом рисунке Мурлыка сбросил с себя притворство и принялся трепать мышей. — Хорошо!— Владимир, уткнув руки в бока, задорно и заливисто хохотал.— Ай, да Пантелеймоша! Ай, да Лепешинский!.. — Аксельрод под когтями Кота распластался на полу; испуская дух, промолвил: «Испить бы кефирцу...» — Так написано? — переспросил Владимир, мгновенно приглушив хохот.— Напрасно. Не удержался карикатурист от мелкого выпада. Нельзя сугубо личное смешивать с политикой.