Сибирские огни, 1977, №2

Во время обеда муха села на стол. Глаша осторожно, чтобы не сцугнуть ее, пальцем подвинула к ней крошку хлеба, обмакнутую в суп. Муха уткнула хоботок. Вот она и не одинока в своей камере! Кате написала: «В этой открытке моя маленькая муха вместе со мной пишет: если я буду сохранять бодрость духа, то и она будет чувствовать себя непло­ хо. Значит, дело в шляпе — у меня неистощимый запас веселости. Правда, я сама удивляюсь. Последние дни я все время хожу заряжен- ная веселостью, которой, к сожалению, некуда разрядиться,— очевид­ но, атмосфера, окружающая меня, является плохим проводником веселительной энергии»... А развеселила ее как раз изменившаяся «атмосфера» — надзира­ тель передал ей коротенькую записочку: «Сердечный привет лесной зверушке от преданного Яся». Это — он! Ян! По-нашему, Иван! А напи­ сал так коротенько потому, что не был уверен — передаст ли надзира­ тель его записку. Свой ответ подписала — Зайчик. Если записка попадет в руки жандармов — не беда. Теперь уже нет надобности таиться: жандармы расшифровали ее псевдоним. Зайчик ждет встречи. Где и когда? Когда их отправят.по этапу? А если не одновременно? И в разные углы Сиби­ ри?.. Надо что-то придумать. Но придумать она ничего не могла. И, чтобы отвлечься от тяжелых дум, писала в письмах к родным, что она весела и заставляет себя вчитываться в мудреные строки фило­ софских книг, которые принес Алеша. Сестре написала: «Миросозерца­ ние в тюрьме приобретает более целостный и стройный характер». На дворе стало тепло. Через открытую форточку ветерок доносил пряный запах лопнувших тополиных почек. Спасибо доброму ветерку! Скоро решится судьба всех, кого схватили в связи с провалом Старухи. А как решится?.. Теодорович прислал новую записку: «Солнышко ясное!» Глаша разулыбалась. Ясным Солнышком в родной деревне Шошино ее назы­ вали ссыльные друзья. Курнатовский и Шаповалов, оба влюбленные в нее. И вот теперь — Ясь. О чем он там дальше? Теодорович писал, что все тюрьмы переполнены и, вероятно, их отправят, не дожидаясь высочайшего повеления. Могут в разное время, в разных вагонах, в разные края. Лет на пять. За это время много в реках воды утечет, многое в личной жизни изменится. Страшно подумать, что они могут никогда не встретиться. В Сибирских погребах нелегко ведь выжить, тем более одинокому. Если Глашура... Девушка на секунду зажмури­ лась от радости: «Откуда он знает, что такое имя ей особенно близко к сердцу? Так называет ее только мамуля». Дальше Ясь писал, что они могут обвенчаться в тюремной церкви. Тогда их отправят вместе. Един­ ственным препятствием оставалось только то, что он крещен в костеле, но тюремный священник,— были бы деньги,— согласен до венчания заново окрестить его, перевести в православные. Какой же Ясь умница!.. Какой хороший, милый, дорогой!.. И Гла ­ ша с э-апиской в руках закружилась по камере, словно в вихре вальса, своего любимого танца. Он еще спрашивает! Да она готова тысячу раз написать в ответ: «Согласна, согласна, согласна...» Екатерина Никифоровна, услышав об этом от дочери во время личного свидания в тюремной конторе, прижала ее к груди и на минуту зажмурилась, чтобы сдержать слезы. — Я рада... Желаю большого счастья,— говорила, осыпая лицо дочери поцелуями. В тот же1день она написала мужу, все еще скрывавшемуся от кре­ диторов в Петербурге: