Сибирские огни, 1977, №2

Тем временем в университете собрались профессора. Ректор пытался приглушить возбуждение: он займется... Он примет меры... Он отчислит доносчика. Но успокоить не удалось: профессора отправили в Петербург теле­ грамму с возмущением действиями полиции. А полиция к ночи запаслась адресами и принялась вылавливать закоперщиков... В городе было введено чрезвычайное положение: солдатам выдали боевые патроны, по улицам круглые сутки проносились конные ж ан ­ дармы, то и дело проходил усиленный военный патруль. * Николай II на докладе министра просвещения написал: «Надеюсь, что вами будут приняты надлежащие меры взыскания», и в Томск раньше министерских чиновников примчался шеф отдельного корпуса жандармов генерал фон Вааль, тот самый, в которого в Вильно стрелял Леккерт в отместку за массовую порку демонстрантов. Здесь генерал, повышенный в должности до главного жандарма, не решился приме­ нять розги. И расправу с «зачинщиками беспорядков» чИшили втихо­ молку. Из шестидесяти семи схваченных студентов большую часть отправили в арестантские роты, остальных — в якутскую ссылку. Надежда Константиновна переписала для набора письма сибиря­ ков. Владимир Ильич, поставив заголовок «Томские события», на минуту повернулся к ней: — Вот и Сибирь всколыхнулась! И примечательно, что рабочие, хотя и мало их там, поддерживают студентов. — Посмотрел жене в глаза, — И последнее письмо тоже не от Анюты? Не ее почерк? — Нет. Написал ее наследник. Но ты, Володя, не волнуйся... — Н-да.— Владимир задумчиво потер висок подушечками паль­ цев,— Похоже— в Томске проследили... Где же она? Что с ней? Что с Марком?.. А Елизаровы уже находились в Порт-Артуре, и Марк Тимофеевич поступил на работу в управление Восточно-Китайской железной дороги. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 1 В камере пахло парашей, пылью, давно осевшей на потолке и стенах, да измызганным соломенным матрацем. У Димки дрогнули крутые ноздри, она передернула плечами, слов­ но вдруг оказалась в погребе. «Убегу»,— сказала себе с уверенностью, будто это не составляло особого труда. Но вот тюремную охрану потряс дерзновенный большой побег, совершенный из мужского корпуса, и в Лукьяновке за малейшую провинку стали бросать в карцер. На прогулку выводили поодиночке и только на пятнадцать минут, передачи с воли ограничили, в камерах проверяли решетки, прощупывали матрацы и подушки... А Димка по- прежнему повторяла: «Убегу... Что-нибудь придумаю...» Ее мучила совесть: не оправдала надежд. Оказалась неосмотри­ тельной,— влетела с «Искрой» за пазухой. Оправданий для нее нет.