Сибирские огни, 1977, №2

щего веками и тысячелетиями. Реаль­ ность геологической обстановки стала своего рода интерьером, декорацией, об­ рамлением содержания повести. Недаром ее начальный вариант возник имен­ но в полевых блокнотах. Автор высту­ пает и как историк, исследователь-уче­ ный,—в повести встречается много исто­ рических терминов, документальных фактов, свое ж е предисловие В. Миты- пов подает прямо как научную справ­ ку: «В музеях Каира и Берлина хранят­ ся изображения женщины, царицы Не­ фертити (Нефрэт), что в обоих случаях обозначает «Прекрасная дама идет» или «Явление прекрасной». Писатель созда­ ет свою гипотезу, оригинальную трак­ товку создания «вдохновенного извая­ ния — гимна красоте женщины , жив­ шей тридцать три века назад». В. Митыпов выразительно показывает жизнь творца Тутмоса, лучшего скульп­ тора Кеме (Египта), достигшего, несмот­ ря на молодость, высокого поста на­ чальника царских скульпторов. Тутмос, по приказу фараона Эхнатона, работает над образом его жены , прекрасной Н еф ­ рэт. Эта работа дает художнику новую пищу для размышлений о худож ествен­ ном совершенстве, о том, как вдохнуть в мертвый камень доброту, женствен­ ность, ум человека. Он мучительно ищет новые средства выражения и отходит от безжизненны х канонов культовой скуль­ птуры. В свою очередь Нефрэт увидела в художнике необыкновенного человека, который своими творениями, пробиваясь сквозь толщу беспощадного времени, прикасается к вечности. Но и х влечение друг к другу, окрыленность мыслей, зарождающаяся любовь нечаянно вста­ ют на пути верховного жреца Меренры. Лишь в финале сюжетная линия, свя­ занная с Меренрой и его честолюбивы­ ми планами борьбы за' власть, пересе­ кается с первой (Тутмос и Нефрэт), вы­ зывая гибель героев, обрывая яркий всплеск таланта древнеегипетского ис­ кусства... В отличие от повести «Огупени со­ вершенства», в последующих вещах В. Митыпов уж е сознательно выбирает сюжеты не внутри документального «кольца», а фантастику, где интерес представляет не конкретно-историче­ ская «география», а в первую очередь идеи, неограниченность сюжетики, по­ лет мысли, где творческая фантазия не скована никакими рамками. Его пове­ сти в какой-то степени были ответом на актуальные вопросы, вставшие перед обществом. Во время создания этих по­ вестей («Приход больших обезьян» — 1966—1967 гг., «Зеленое безумие земли»— 1968—1969 гг.) разгорались различные споры, дискуссии, рожденные НТР: «Любовь и кибернетика», «Об опасности прогресса», «Возможно ли порабощение человека машинами?» и т. п. Писатель, отталкиваясь от этих идей и ассоциа­ ций, моделировал свои ситуации, поль- > зуясь классическим приемом фантасти­ ки — «А что если?..» ...В силу случайности журналист про­ винциальной газетки Рэй Кеннон ока­ зывается втянутым в водоворот боль­ шого военно-промышленного бизнеса, пытающегося запустить в «серию» боль­ ших обезьян. Этих горилл с развитым мозгом, подобным электронно-вычисли­ тельным машинам, но более компакт­ ным и дешевым, профессор Моллини уж е научил щелкать такие задачи, как великая теорема Ферма, научил чело­ веческому языку. Неожиданно изобре­ тение выходит из-под контроля ученого и он решает уничтожить свое детище, но в результате взрыва неопитеки вы­ рываются на свободу, приступая к соз­ данию нового оружия, опасного для все­ го человечества. Больше, чем сама проблема, В. Миты- пова интересуют последствия, круги, расходящиеся от брошенного в воду камня. «Камнем» могут быть не только новейшие обезьяны, но и любое «дети­ ще», ставшее неуправляемым,— пробле­ ма загрязнения окружающей среды, по­ следствия гонки вооружения, социаль­ ные проблемы и т. д. В образе Моллини. погибшего от рук собственного творения, дан один из ва­ риантов разрешения проблемы нравст­ венной и социальной ответственности ученого за свои открытия и дела. Ник Чатраги, казалось бы, ничем не похож на своего профессора — это независи­ мый ученый, смело обвиняющий прави­ тельство, генералов и бизнесменов. Но и он не предпринимает никаких прак­ тических шагов и буквально тонет в «болоте» решительных слов. Его гибель также символичнэ. Повесть «Приход больших обезьян» вылилась в остросоциальный политиче­ ский памфлет, развенчивающий мир на­ живы и бесчеловечности. Идея следующей повести «Зеленое безумие земли» четко выражена в эпи­ графе, как всегда удачно и к месту подобранном: никоим образом в позна­ ниях нельзя терять мудрости. И опять это нравственная, этическая проблема. Ученый Дамонт создает Единое Поле Разума — Великий Мозг, подключаясь к которому каждый испытывает фантасти­ ческую силу мысли, легкость решения сложнейших задач. Грандиозность ре­ зультатов сразу ж е захватила всех. В том числе — академика Аштау, осознающего небывалые перспективы и последствия открытия, которое на много веков вперед может предопределить саму природу че­ ловека и его мышление. «Вправе ли Прошлое препятствовать появлению Но­ вого, даж е если оно (Новое — Э. У.) и выглядит в момент рождения чудови­ щем?» — спрашивает он себя. Ведь сам он находится весь в прошлом, дружит с собакой по кличке Эрик — «редким ныне животным», а Дамонт — это другое по­ коление с уж е сложившимся новым ми­ ром привычек, образом мыслей и чувств.