Сибирские огни, 1977, №2

возрастать и возрастать уважение, с которым оно произносится. Прозвучало оно и на XXV съезде партии — в речи президента Академии наук СССР А. П. Александрова: — Институт цитологии и генетики Сибирского отделения Академии наук совместно с Институтом растениеводст­ ва ВАСХНИЛ создали на основе радиа­ ционных мутантов новый сорт яровой пшеницы Новосибирская 67. Сорт рай­ онирован, и к 1978 году предполагается посеять его на площади два миллиона гектаров, что даст дополнительно шесть миллионов центнеров зерна с тех ж е площадей, так как урожайность его на 10—15 процентов выше ранее достиг­ нутой. Новосибирская 67 вышла из младен­ ческого возраста и набирает силу. Од­ нако трудно сейчас предсказать, как широко распространится она, какими будут географические пределы ее ареала. Ну, а пока на поля всего Северного Казахстана и более чем на половину полей Западной Сибири сеялки вывозят каждую BejCHy семена Саратовской 29. Объективно — сорт неплохой, но для Сибири он — тот пресловутый рак, что на безрыбье может сойти за рыбу: он же создавался в расчете на почвы Саратов- щины, на тамошнюю среднемноголет­ нюю обеспеченность влагой, на тамош­ ние среднемноголетние температурные уровни — словом, в расчете на тамош­ нюю экологическую нишу. Можно ли ждать от него полной отдачи в чужой нише? В своде законов Российской империи, в статье 308, высочайше предписы­ валось: «По климатам все губернии, в от­ ношении к отоплению, разделяются на три полосы: северную, среднюю и юж ­ ную. В северной полосе полагается семь зимних месяцев — с октября по май, в средней шесть — с октября по апрель. Прочие месяцы считаются лет­ ними...» Если «в отношении к отоплению» эта­ кий волюнтаризм еще мог пройти (счи­ таются летними — и быть по сему!), то во всех иных отношениях природу во фрунт не поставишь. Сорт-чужак в но­ вых для него географических границах не может не испытать воздействия не­ привычной среды. Конечно, воздействие это не бывает однозначным — для каких-то растений оно окажется пагубным, иные, наобо­ рот, обретут нову 1 р силу, проявят скры­ тые возможности. История растениеде- лия знает немало и тех и других примеров. Особенно много интересных случаев хранят анналы цветоводства. В 1567 году у берегов Голландии потер­ пел крушение корабль, на борту которо­ го оказались луковицы гиацинта вос­ точного. Их выбросило на берег, они проросли, зацвели — на них наткнулись ребятишки и, пораженные красотой не­ виданных цветов, показали их взрос­ лым. До этого вся Голландия увлекалась тюльпанами — теперь началось поголов­ ное увлечение разведением гиацинтов. И вот этот цветок дождей, как перево­ дится с греческого слово «гиацинт», повел себя на новой родине весьма странно. Если у себя дома, в странах Восточного Средиземноморья, он выпу­ скал фиолетово-красные бутоны, то резкая перемена условий произраста­ ния, особенно климата, привела к таким изменениям в окраске, которые дали впоследствии основание Чарльзу Дар­ вину написать: «Гиацинт замечателен тем, что от не­ го произошли разновидности с ярко-го­ лубыми, розовыми и определенно ж ел ­ тыми цветами. Это три простых цвета не встречаются у разновидностей како­ го-либо другого вида: они вообще встре­ чаются не часто даж е у отдельных ви­ дов одного и того ж е рода». Изменения коснулись не только цветов: у гиацинта восточного обычно шесть листьев, а тут стали появляться особи и с тремя, и с пятью, а то и с семью-восемью листьями. Удивитель­ ные вещи стали происходить с цветоч­ ными стрелками: всегда было так, что на всех стрелках, выпущенных одной луковицей, распускались бутоны одного и того ж е цвета, а тут вдруг случилось такое, что одна стрелка увенчалась красным цветком, вторая — голубым, а третья — красно-голубым. Стремительно стало увеличиваться разнообразие сортов. В 1597 году семей­ ство их ограничивалось всего четырьмя членами, а перепись 1768 года уж е включала две тысячи разновидностей. В наши дни гиациантов род перешаг­ нул трехтысячный рубеж и представлен теперь всеми цветами спектра, включая в их сумму чисто-белый цвет. Непривычная среда ведет к ломке ор­ ганизма растения на самом глубинном, молекулярном уровне: изменяется на­ бор генов, диктующих наследственную программу для определенных его при­ знаков. Когда мы с Драгавцевым во время очередной нашей встречи подошли в беседе к упомянутой проблеме — проб­ леме взаимодействия живых организ­ мов со средой, Виктор Александрович неожиданно вспомнил по не понятной для меня, ассоциации о математике: — В каждой науке,— изрек он тоном оракула,— в каждой науке столько нау­ ки, сколько в ней математики! Все разъяснилось, стоило ему доба­ вить: — Селекция оставалась искусством, пока в нее не пришла математика... Помолчав, добавил еще: — А пришла она вместе с генетикой, в том числе с количественными при­ знаками. Прошелся, наклонив голову, по лаби­ ринту между столами — на этот раз мы