Сибирские огни, 1977, №1
ятно. В Шушенском, в Ермаковском он казался непоколебимым. Не так ли? — Казалось... Это верно...— раздумчиво проронила Н а д ежд а .— А вспомни его последнее письмо. — Где он писал, что не только агенты в России, но и мы здесь ок ружены русскими шпионами и провокаторами? — Да, то было последнее письмо. Я помню его признание в грусти: дескать, средняя продолжительность политического существования все го лишь д в а—три месяца. — Разуверился в успехе?.. Трудно смириться с этим... И до боли горько терять таких людей... И в письме к Кржижановскому они поделились горечью: «Ужасно обидно и горько, что погиб Бродяга! Никак мы не можем примириться с этим несчастней». А правда оказалась жестокой: для партии уже в то время Сильвин погиб. Еще полгода он просидит в тюрьме, затем его, не дожидаясь при говора, отправят в ссылку в Забайкалье, в казачий хутор Шимка возле самой Монгольской границы. Оттуда он при содействии Иркутского ко митета совершит побег и доберется до Швейцарии. Но позднее, вспо миная те годы, сам напишет: «...лично я уже стал отходить от движения и потому со временем вообще перестал существовать для Владимира Ильича». 7 Мария Александровна и Анна Ильинична исчисляли время по русскому календарю и рассчитывали вернуться домой к началу сен тября. Они не зря опасались пограничного досмотра: в их чемоданах была перетрясена вся поклажа. Потом Анну увели в отдельную комнату, и там дотошная службистка в форме таможенницы бесцеремонно ощупа ла ее. Тем временем пассажирский поезд ушел, и им пришлось, чтобы не оставаться в опасном месте на сутки, воспользоваться товаро-пасса жирским. Но вот они уже в вагоне, несколько успокоились после волнений, пьют чай и смотрят на поля с их узенькими полосками и унылыми ше ренгами ржаных суслонов Кое-где снопы уже были увезены на гумна, и сельчане, обутые в лапти, цепами вымолачивали жито. В Минске, во время часовой стоянки поезда, отправили в Лондон телеграмму. Кроме того, Мария Александровна написала сыну и снохе открытку: едут хорошо, здоровы и благополучны. А Анюта отправила письмо младшему брату в Холодную Балку возле Одессы. Она не зн а ла, что Митя опять находится под арестом, на этот раз по обвинению в «распространении прокламаций, призывающих крестьян присоединять ся к революционному движению рабочих». «Я так рада русским видам,— писала Анна,— русской речи кру гом — успела уже соскучиться. Точно корней под собой больше чувст вуешь, точно спокойствие какое-то вливается. Все такое домашнее, - свое...» — Если будут читать жандармы, ни к чему не придерутся. Но, вспомнив таможню, не могла удержаться.— «Были, правда, и другие впечатления,—менее приятные, но они миновали». А минуют ли неприятности в Самаре? Об этом пока старалась не думать,— там она пробудет недолго. Той порой в Лондон приехала Елизавета Васильевна, и Владимир Ильич написал ответ от всех троих:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2