Сибирские огни, 1977, №1
житься о маме. Из Швейцарии тоже могли бы уже написать. Если не Юлий, т ак Павел Борисович. Что там у них? Есть ли вести о Блюмен- фельде? Опасаюсь за него. Не провалился ли? Ведь уже больше меся ца... Пора бы возвратиться. Здесь Блюм нам теперь очень нужен. — Он не впервые через границу... Опытный, осторожный... Внизу постучали. Д в а удара молоточком — это им, Рихтерам. Кто бы мог быть? Ленин быстро спустился, открыл дверь. Оказалось — вернулся Алексеев. С маленьким свертком в руках. — Вам на ужин. Вы же еще не знаете, где и что можно купить. Владимир Ильич уговорил гостя подняться в комнату и поужинать с ними. В свертке, кроме двух бутылочек пива, оказались сэндвичи — то ненькие, как вафли, ломтики хлеба с тончайшей прослойкой из сыра. И Николай Александрович опять усмехнулся: — Привыкайте к здешнему рациону.— Шутливо поднял руку с про стертым указательным пальцем .— А я уже могу засвидетельствовать: жить можно. 2 С рассветом туман рассеялся. Сквозь рваные облака изредка про глядывало солнышко. Владимир Ильич вышел посмотреть ближайшие кварталы. Надо же знать, где они живут. С тротуара оглянулся на дом. Четырехэтажный, длиной во весь квартал , он был полосатым, как зебра. Через каждые два-три окна — дверь с полуколоннами по сторонам. Н а д притолокой — свой номер. Т а к вот почему в почтовых адресах не пишут номера кв ар тир! В одном доме — больше десятка «домов». У каждого свой вход. И каждый хозяин выкрасил свой «дом», вернее свою секцию в большом здании, той краской, к а к а я ему нравится. Один — серой, другой — ко ричневой, Но больше всего черных и белых полос. И вон полуколонны у подъездов соседи разделили пополам: одна половина выкрашена са жей, другая — белилами. «Мой дом — моя крепость!» — усмехнулся Владимир Ильич, припом нив английскую поговорку. Что, дескать, хочу, то и делаю. Д а ж е вопре ки здравому смыслу. Дикий пример крайнего индивидуализма! Улица была пустынной. Владимир Ильич шел, присматриваясь ко всему. И, прежде всего, приметил: возле каждой двери, порой прямо на тротуаре — пустые бутылки. Большие, несомненно, из-под молока, ма л е н ь к и е— из-под сливок или сметаны. Пинта и полпинты. Выставлены т ак же, как в отелях выставляют в коридоры обувь для чистки. А кто собирает пустую посуду? Молочник? З а углом кто-то насвистывал веселую песенку. Все слышнее и слышнее. Владимир Ильич дошел до угла и в переулке увидел фургон чик на колесах с шинами, похожими на велосипедные. Его катил, под т алкив ая одной рукой, молодой человек в темно-синем фартуке с широ кими лямк ами и карманами . И продолжал насвистывать все ту же песенку. Вот он остановился возле подъезда, открыл дверку, из легких проволочных гнезд достал три б у ты л к и— одну большую, две малень кие, поставил возле входа, а пустую посуду убрал в фургон и покатил его к следующей двери. «Англичанин-мудрец придумал неплохо! — Владимир Ильич напра вился к молочнику.— И все у него — на доверии . Деньги, как видно, со бирает по субботам». Подошел, поздоровался, сказал , что только вчера приехал в Л о н дон, живет неподалеку и хотел бы каждое утро иметь пинту молока.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2