Сибирские огни, 1977, №1
— Еще бы не помнить! — рассмеялся Ленин.— Спорили немало. Правда, больше с вами. С Константином Михайловичем в Питере по-на стоящему поспорить не успел: помешал мой арест. Зато в Мюнхене мы наверстали. Когда Константин Михайлович приезжал сманивать меня в свою веру. Разве вы не знаете? Сначала он,— Владимир Ильич на секун ду повернулся к жене,— пытался залучить Плеханова, потом ко мне по жаловал этаким Мефистофелем. Но попытка соблазнителя оказалась на прасной. — Теперь уж не жалею ,— махнул рукой Тахтарев. — Да? Приятно слышать. Прошу,— Владимир Ильич указал на свою комнату.— А Надюша нас, вероятно, чаем угостит. — Д аж е с галетами... Крупская вспомнила Невскую заставу, вечерне-воскресную школу для рабочих... Там-то она и подружилась с учительницей Аполлинарией Якубовой. Вместе посещали подпольные кружки, вместе, повязавшись платками, ходили к ткачихам фабрики Торнтона... Но в последний год жизни в Питере их дружбу рассекла трещина: Лирочку попутали «эко номисты», после ареста «стариков» завладевшие «Союзом борьбы». Вспомнился по Питеру и пышноволосый студент-медик, носивший кличку Обезьяна. У него были такие же, как он, молодые, шумливые и самоуверенные друзья. Вслед за ними Лирочка на сходках крикливо по вторяла: социал-демократы, дескать, напрасно мечтают о руководстве рабочим движением, их дело — обслуживать это движение, просвещать мастеровых. И ничуть не больше. Однажды во время спора так раскри чалась, что с ней д аже стало дурно. Обезьяна накапал ей валерианки в рюмку... Было до боли жаль, что подруга так заблуждается, но вразумить ее не удалось, и пути их стали расходиться. Перед новыми арестами Тахтарев успел уехать за границу, а Лироч ку в тюремном вагоне отправили в Сибирь. Через несколько месяцев ей* удалось бежать из Енисейской губернии, перебраться за границу, и где-то там, в чужой стране, она обвенчалась с Обезьяной. О кличке Тахтарева вскоре все забыли, знали его как редактора г а зеты «Рабочая мысль», пристанища «экономистов». Но «Искра» посте пенно выбивала у него почву из-под ног. Вот тогда он и попытался соблазнить Плеханова редакторским креслом и д аже наведался к Влади миру Ильичу в Мюнхен... Брошюра Ленина «Что делать?», как торпеда, нанесла утлому суде нышку грозную пробоину, и незадачливый капитан предпочел заблаго временно покинуть командный мостик. В Париже Тахтарев читал лекции в Сорбонне, затем вместе с женой перебрался за Ла-Манш. И вот они в гостях у давних знакомых, которых за непоколебимую приверженность марксизму не без упрека называли ортодоксами. Пили чай. С неприятной для всех натянутостью разговаривали о по годе, о лондонских неудобствах и контрастах, старались не упоминать ни о чем, что могло бы напомнить о былых спорах и о брошюре Ленина, по чти доконавшей «Рабочую мысль», готовую вот-вот кануть в Лету. Но они были политиками и не могли без конца разговаривать о пу стяках. Спор возник сначала об английских профсоюзах, значение кото рых гость преувеличивал, но вскоре же перекинулся на Струве: — Вы как хотите, а я лично всегда считал Петра Бернгардовича человеком идейным и искренним,— пытался убеждать Тахтарев.— И тог да, когда он увлекался рабочим движением, да и социал-демократией, и теперь... — Теперь, когда он превратился в изменника и ренегата... — Это уж слишком... — Иначе, батенька, не могу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2