Сибирские огни, 1977, №1
— Знаю , знаю все твои волнения. Ты здесь прячешься, как за яц по кустам, муж — в ссылке. И о матери, я понимаю, сердце болит. Усадив гостью в кресло, сама села в другое, лицом к ней, и не умол к а л а ни на минуту: — Умница ты, моя хорошая! Спасибо, что приехала навестить меня старуху. — Ну, что ты, Александра Михайловна! Как а я же ты старуха. Ты же совсем, совсем... — Не говори, милочка. Не утешай. Я здраво смотрю на жизнь. Шестой десяток подходит к концу! Конечно, уже не вдовушка, а старая вдова. — Д а ты выглядишь на десяток лет моложе. — Хватит, Аннушка, об этом. Рассказывай , что получала от брата, от Наденьки. — Ни единого словечка... Я извелась без писем... И если мама в С а маре ничего не получает... А у нее сердце... — Не волнуйся, миленькая. Живы-здоровы. Я вчера получила пись мо. Они по-прежнему в заботах и хлопотах. А вот то, что тебе нет писем, это, поверь мне, не случайно. Перехватывают шпики. — Я тоже подозревала. И таскались они за мной в Берлине. Едва ускользнула. — Хорошо сделала , что ко мне приехала. Здесь спокойнее... А Вла димир Ильич должен был сообщить тебе лондонский адрес... — Лондонский? Вот как!.. А я собиралась в Мюнхен... — Могла попасть в «ловушку»... А у меня здесь поживешь в безо пасности. Отдохнешь. Посмотришь Дрезден — эту Северную Флорен цию. Ее нельзя не знать. Александра Михайловна сварила кофе, за столом не спеша р асска з а л а дрезденские новости, потом достала из-за зерк ала свежий, но уже и зрядно помятый при хранении, номер «Искры». — Уже лондонский! — обрадовалась Анна Ильинична. — Та же бу мага, те же три колонки... И шрифт почти такой же. Молодец, Володя! К номеру был приложен листок с карикатурой: харьковский губер натор князь Оболенский, тучный сановник при орденах и ленте через плечо, душит на земле изголодавшегося мужика. На глазах у царя, до вольного расправой! И Анна Ильинична быстро, перескакивая глазами со строчки на строчку, с аб зац а на абзац , стала читать заметки о дере венских волнениях: «Еще с осени крестьяне стали чувствовать острую нужду в хлебе, составляли общественные приговоры о надвигающемся голоде, подавали по начальству... Ни один приговор не получил дальней шего движения... Волнение охватило восемнадцать волостей... Помещики б ежа ли в Харьков. Крестьяне ни одного не тронули. Только избили зем ского начальника... Скот и хлеб стали делить...» — Ну и правильно! — Анна Ильинична подняла глаза на Калмыко ву. — Что же им еще оставалось делать? Не умирать же с голоду. А их... — Д авно говорится: «Сытый голодного не разумеет», — вздохнула Александра Михайловна. — Какое тут к черту разумение! Побоище безоружных! Изувер ство! — Ели зарова дрожащей рукой ткнула в газету. — Вот князь Обо ленский спалил деревню. До тла , мерзавец. Остались одни печи... Вот еще про него же: в трех деревнях пересек всех поголовно!... И стариков, и детей, и девушек... Ты только подумай — девушек! — У меня, Аннушка, когда я читала, тоже стыла кровь в жилах! — От такого не остынет кровь — закипит!.. Ну кто поротую девку з а м уж возьмет?!. Стыд-то какой! А князю не стыдно перед девушками... — Ты успокойся... — Д а как же можно терпеть?.. Плетями драли, а его сиятельство
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2