Сибирские огни, 1977, №1
рядами лежали трубы — главный ин струмент буровой. Газик остановился у вагончика. Кали- ничук тут же быстрыми шагами напра вился к основанию вышки. Там возле скважины толпились буровики из ноч ной смены. Одного из них — Монахова— я узнал: мы познакомились с ним еще год назад на одной из буровых. Это был рослый, смуглолицый человек. Черные лохматые брови придавали его лицу су ровый вид. Четверо остальных были совсем еще молодые парни лет по двад цать с небольшим. В одинаковых кас ках, с вымазанными лицами, в одина ковых брезентовых спецовках, они по казались мне близнецами. С появлением Калиничука буровики прервали работу. Над ротором, слегка покачиваясь, висела труба, поднятая из скважины. Мастер осмотрел ее основа ние, укоризненно покачал головой: внутренняя кромка трубы, где раньше была резьба, завальцевалась и теперь блестела серебром свежесрезанного ме талла. — Что же до такой степени завози ли?— хмурясь, произнес он, поворачива ясь к Монахову. — Думал, все-таки захватит. Да вот... не захватывает,— виновато переминаясь с ноги на ногу, ответил бурильщик. — «Не захватывает»,—недовольно пе редразнил Калиничук.— А ты что, не знаешь, что в таких случаях делают? А случилось то, что бывает на буро вых нечасто. Из-за оплошности второго помбура плеть из нескольких труб при спуске оборвалась и, пролетев по стволу сотни метров, врезалась долотом в за бой. Там трубу заклинило. А когда ста ли ловить ее за верхний конец, не рассчитали усилия и сорвали резьбу. Монахов, конечно же, знал, что делают в таких случаях: опускают метчик и там, на большой глубине, нарезают но вую резьбу. Но сразу почему-то этого не сделал. И вот теперь предстояла до вольно сложная «операция». Вот поче му так спешил сюда Калиничук. Несколько часов подряд вахта вместе с мастером «колдовала» над скважиной. Было уже совсем темно, когда мастер, направляясь от буровой, бросил: — Ну вот, теперь можно и погово рить,— и взглядом пригласил меня в ва гончик. Здесь было тепло. Мы разделись у порога, уселись за не большим столиком, заваленным каки ми-то бланками, документами. Калини чук аккуратно сложил бумаги на край стола, не торопясь достал расческу, при чесался и только теперь посмотрел на меня, будто спрашивая: «Ну, так что от меня требуется?» Я попросил его рассказать о себе: ког да и как попал в эти края, с чего начи нал здесь. Он побарабанил пальцами по столу: — Теперь уже многое забылось... Но вот день приезда помню хорошо,— голос у него был усталый.— Сошел с самолета на землю и тут же угодил в лужу. Была как раз осень, да такая дождливая, та кая невеселая... А прилетел я не один — жену и сына трехлетнего прихватил. Чтоб потом не ехать за ними. Отошли, значит, в сторону, огляделись: природа совсем другая, не похожая на нашу, крымскую,— мелкие сосенки, болота. Подошли к грузовику. Спрашиваю шо фера, как добраться до поселка. Махнул рукой куда-то в сторону. Даже не вы глянул из кабины. Спрашиваю: «Не добросишь?» Молчит. «Ну, хотя бы, го ворю, двоих»,— показываю на жену с сыном. Опять качает головой: нет, не до бросит.— Калиничук постепенно разго ворился. Оказалось, рассказчик он ин тересный, говорит складно, красиво. При тусклом свете электрической лам почки я пытался рассмотреть его лицо— круглое, чисто выбритое. Четко очер ченные упрямые губы, черные дуги бровей, на подбородке — ямочка. Трудно было поверить, что этот человек может быть крутым и резким. — Что было делать,— продолжал он тихо,— пошли пешком... Грязища, дождь моросит. А жена подбадривает: ничего, как-нибудь доберемся. Вот тут я и при помнил напутствия своих земляков, ко торые уже побывали здесь да верну лись. Чего они мне только ни говорили! И что здесь одни болота, и что кома ров — тьма тьмущая. Особенно за Сашку — сына предупреждали: молока, мол, не найдешь, одни консервы... Вот так все шел и думал. Помню, где-то на полпути нас грузовичок догнал. В ка бине— тот же шофер. Один. Ну, думаю, теперь доедем. Ку-уда там! Даже не по смотрел в нашу сторону. Еще и грязью обдал: сойти-то с дороги некуда — боло то. А Ольга идет, посмеивается надо мной, стишки вспоминает: «Невеселая дорога, эй, садись ко мне, дружок». Да уж, думаю, невеселая... Василий Григорьевич помолчал. — Да, жена со своим веселым нравом здорово меня тогда поддержала. Смотри, говорит, земли сколько. Огородик поса дим, курочек заведем. — Ну, а приняли как? — поинтересо вался я. — Как приняли?.. Нормально. Ехал-то я по вызову. Определили в гостиницу. Сразу же оформили в буровую бригаду, которая уже несколько дней без масте ра работала. Некого было ставить. Да и раньше в ней мастера часто менялись... Буровики встретили настороженно. Не хочу сказать — неприветливо. Их ведь тоже понять надо было: бригаду чаете дергали, растаскивали по разным дру гим участкам. Своего хозяина нет — разве это работа! ...Мы проговорили допоздна. На ночь устроились тут же, в вагончике, на на рах. Ровно в полночь заступила новая вахта. Менялись люди, а буровая не умолкала ни на минуту. И таило ее ров ное гудение какую-то могучую силу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2