Сибирские огни, 1977, №1

сменты в середине действия не позволялись. Это же не игра, а ж и з н ь . И Г л аш а сдерживалась. Н а сцене появился Нил, молодой, энергичный и задорный маши ­ нист паровоза. И Глаша старалась запомнить каждое слово горячего спорщика: Нет, Петруха, нет. Жить ,— д аж е не будучи влюбленным,— с л а в ­ ное занятие! Ездить на скверных паровозах осенними ночами, под д ож ­ дем и ветром... или зимой... в метель, когда вокруг тебя — нет простран­ ства, все на земле закрыто тьмой, завалено снегом — утомительно ез­ дить в такую пору, трудно... опасно, если хочешь знать.—и все же в этом есть своя прелесть! Все-таки есть! — Голос актера на секунду как бы споткнулся, но тут же зазвучал с новым подъемом.— Нет такого расписания движения, которое бы не изменялось!.. У Глаши шевельнулись руки. Мария Федоровна припала жаркими губами к ее уху: — Вы почувствовали провал в речи Нила? Тут дьяволы вырезали несколько строчек. Золотых строчек, как все у нашего автора. Г л аш а кивнула головой. Ей хотелось сказать во весь голос: «Но ведь главное-то осталось! Не заметили олухи царя земного! Все д виже ­ ние жи зни будет изменено!» Мари я Федоровна снова сж ал а руку соседки: ч — Буд ем смотреть дальше. А смотрела она не столько на сцену, сколько — украдкой на Г л а ­ шу: нравится ли ей? Волнует ли пьеса? Но вот прозвучали последние слова Перчихина, Татьяна склони­ л а с ь над клавишами пианино, полились громкие звуки, и занавес мед­ ленно сомкнулся. В зал е включили свет. Многие из зрителей, заметив Горького, аплодировали, повернувшись лицом к артистической ложе. Г л аш а , опомнившись, тихо ойкнула. Мария Федоровна хотела было з а ­ слонить собой нелегальную девушку, но та, забыв попрощаться, выбе­ ж а л а из ложи. Когда многочисленные раскаты аплодисментов умолкли и в з але приглушили свет, Мария Федоровна в глубине артистической ложи в зя­ л а Горького за руки и кинула в ясные, как летний рассвет, голубые г л а з а ж а р к о полыхающий взгляд: — Ну, вы убедились в своей неправоте?.. А то заладили : «Длинная пьеса, скучная, нелепая...» — Т а к это же в самом деле... — И слушать больше не хочу. Вы бы видели, как горели глаза у этого З айчика. Я ее понимаю: ей часто хотелось вскочить, аплодировать и кричать «ура!» Дорожи ть надо, дорожить таким чувством зрителя. Н е столько актеры, сколько...— У нее чуть было не вырвалось «ты», но она тут ж е поправилась: — ...сколько вы пробудили его. Горький проводил Андрееву до дому. Самовар, вскипяченный^ з а ­ ботливой Липой, еще не остыл. Но все уже спали, Желябужский не вышел со своей половины, и Мария Федоровна, довольная этим, сама н акрыл а ужин. Пока она ходила на кухню. Горький, сидя в кресле, задумчиво мял подбородок. Вернувшись, она спросила, что его волнует. — Д а вот все думаю про Зайчика... Про З а й ч и к а ? ! — Мария Федоровна резко шевельнула бровя­ ми.— И что же про нее? Представьте себе,— Горький выпрямился в кресле, сколько в ней смелости! Кругом зубатовские гончие, а она не робеет! — Не одна она такая. — Это верно. И в этом, замечу, сила социал-демократов. Еи-богу. Подумайте, она ведь из семьи сибирского золотопромышленника. Н уж