Сибирские огни, 1976, №12

XIX Дождавшись конца занятий и перехватив Лину на институтской лестнице, Климов сказал ей: — Линочка, милая, я не могу без тебя, пойми, Я люблю тебя, и нам надо решать... Как ты мне ни дорога, как ни хочу, чтобы ты стала моей женой, я не могу изнасиловать себя и поверить в эту ерунду, в бо ­ га этого. И тут бесполезно обрабатывать меня, пойми ты это и скажи своим родителям. Бесполезно! И если ты меня любишь и хочешь, чтобы мы были вместе, чтобы у нас был ребеночек, скажи ты своим, скажи, мол, так и так, я беременная... (При этих словах Лина вздрогнула.) Ска­ жи, что любишь меня, что мы не можем друг без друга и что ты ухо­ дишь ко мне... И давай уедем с тобой в другой город, начнем все по-но- вому, начнем новую жизнь. Скажи им об этом, решись. Не изверги же они, любят же они тебя! И должны же понять, что речь-то идет не о чем-нибудь, а о твоем счастье, о том, чтобы у ребеночка был отец, а у их дочери муж... Ну, поверь мне, я перебрал в голове сотни вариантов, и кроме того, что надо открыто обо всем сказать — честное слово — ни­ чего другого не остается. Нужно решиться, Линочка! Давай договорим­ ся. Вот тебе неделя на раздумья, в субботу в пять вечера я жду звонка, Мне, наконец-то, позавчера поставили телефон, вот тебе номер. Звони. А не позвонишь, так и знай — между нами все кончено. Эту последнюю фразу Климов заранее обдумал, она была самая главная, и, произнося ее, он внимательно посмотрел на Лину и увидел, что Лина как-то даже сгорбилась, сникла. — Потому что, Лина, иного выхода я не вижу... Вот пусть все разом и решится. Безразличен я тебе или не безразличен. Хочешь ты, чтобы мы были вместе или не хочешь. И с родителями станет все яс­ но, и с ребеночком. Будет у него отец или нет...— Как ни крепился Кли­ мов, а при последних словах голос у него дрогнул. — Я понимаю...— одними губами произнесла Лина и снова замол­ чала надолго. Конечно, Климов сказал ей не все. Он не сказал, что заставило его поспешить с ультиматумом. Не мог сказать ей, что смертельно устал ог этих бесплодных споров с отцом, от ежедневной и еженощной зубрежки очередных богословских и атеистических текстов; не мог сказать ей о Сане и о «штабе»; как не мог сказать и о винегрете, о своем страхе пе­ ред возможной «трещиной», о предчувствии, что неприязнь к родителям может в конце концов распространиться и на нее, на Лину. А этого Климов боялся больше всего; что-то подсказывало ему, что если он ох­ ладеет к Лине, потеряет ее, то больше уж никого на свете не сможет полюбить... Он так же не сказал ей, что его слова «между нами все кон­ чено» — это так, для «крепости», для того, чтобы подтолкнуть ее к бо ­ лее решительным действиям... Обо всем этом он не сказал, считал, что и так достаточно оснований для ультиматума. И то, что она сказала «понимаю», ободрило его. Всю дорогу до ее дома он настраивал Лину по-боевому, говорил: — Хочешь, сейчас зайдем вместе и скажем... хочешь? Ну что ты мол­ чишь, Лина? Ну скажи, что ты думаешь, что у тебя на душе?.. понимаю тебя...— повторила Лина.— Понимаю, что надо что-то делать... Но прийти и сказать маме и папе о... Прийти и сказать, что я опозорила их... Нет! Это выше моих сил!.. Лучше уж умереть... Голос у нее снова сошел на шепот, она явно боролась со слезами. * Те­ бе этого не понять... Тебе кажется, — ну что тут особенного?— сказать родителям об этом... Не понять. Вот если бы ты вырос в нашей семье, тогда бы ты понял... Постепенно Лина овладела собой, разговорилась и говорила столь