Сибирские огни, 1976, №12
с Кантом и его «вещью в себе», с философией экзистенциализма... И тут тебе, хочешь — не хочешь, а придется попотеть над Ницше, над Кантом, и не только экзистенциализм изучить, но.и неотомизм и неопози тивизм и прочие «измы». А иначе ты не боец... Климов в ответ устало кивал головой, мол, куда денешься. Если надо, изучим и «измы». Кивал, а сам думал: «Когда это кончится? И кончится ли- вообще?..» Он чувствовал, что дошел до какого-то пре дела. Голова его, привыкшая всю жизнь работать с конкретными по нятиями и вещами, теперь раскалывалась от напряжения понять абстрактные вещи, которые не пощупаешь, не рассчитаешь на лога рифмической линейке, не набросаешь в виде линий на бумаге... Вместо того, чтобы изучать «порошковую металлургию», он изучает Послания апостола Павла; вместо геометрии червячной фрезы — апокрифиче ские Евангелия; вместо режимов резания — очередная «Жизнь Иису са Христа»... Климова не покидало чувство, что жизнь его круто повер нула куда-то и несет его, несет, а куда принесет, неизвестно. И не исключено, что вместо милой его сердцу обработки труднообрабаты ваемых металлов, которой он мечтал заняться, ему до конца своих дней придется доказывать, что Христа на самом деле не было и быть не могло... Весь годами отлаженный режим его сломался. Климов не помнил уже, когда в последний раз делал зарядку, ходил на лыжах в любимый свой Заячий лог; в лаборатории-каморке давно хозяйничает пыль, а сконструированный им, Климовым, прибор съедает ржавчина. Не- выспавшийся как следует после ночных бдений над очередной книгой, рекомендованной Саней, или брошюрой, подсунутой ему Линой, Кли мов шел в мастерские, кое-как проводил там занятия и снова садился за Библию, от которой у него уже воротило скулы. И снова — до позд ней ночи, пока окончательно не отупеет голова. Вынужденный заниматься «схоластикой», Климов тосковал по жизни, тосковал по своей каморке, по станочку, по радужной картине напряжений в работающем резце, по Заячьему логу. Тосковал он и по Лине. Хотя виделись они довольно часто, но это было лишь «духовное общение», а Климову хотелось большего, ему хотелось пов^ торений и повторений того утра, когда они вернулись с юга... Как ни была перегружена и изнурена его голова, тело-то было молодым и здо ровым, и оно зверски тосковало по Лине... Словом, чувствовал Климов, что на пределе, что долго не протя нет. А тут еще этот случай с винегретом,., XVIII Был ранний зимний вечер. В открытую (в «девичьей» комнате) форточку долетали отчетливые вечерние звуки с улицы. Только что за кончилась очередная «баталия» Климова с папашей: считать или не считать кумранитов промежуточным звеном между иудаизмом и хри стианством,— июба, и Климов и отец Лины, остались, как говорится, при своем мнении... — И все-таки, Николай Петрович,— сказал до предела вымотан ный и спором и вообще «такой жизнью» Климов,— я возвращаюсь все к тому же. Я не могу понять, почему мы с Линой не можем, ну, быть мужем и женой?.. Пусть бы себе Лина верила в бога!.. — Эх-хе-хе...— вздохнул Зима.— Ни о чем-то вы не хотите думать. Вам лишь бы пожениться, а там будь что будет... На то мы, старики, видно, и есть, чтобы думать. Чтобы задаваться вопросом — а что из этого получится?.. Вот мы и.думаем, что ничего хорошего из этого не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2