Сибирские огни, 1976, №12

После того как Климов на знакомом влажном коврике в-прихожей снял ботинки и остался в одних носках, Лина провела его в свою «де­ вичью» комнату, усадила на диван и заговорила о чем-то пустяковом— о фильме каком-то или о книжке, недавно прочитанной. Была привет­ ливой, славной, даже ласковой. Слушая ее, Климов жадно и незаметно, как ему казалось, погля­ дывал на ее нежную шею, на стройные голые ноги, на грудь, которой тесно в узком халатике,— поглядывал и всякий раз его обдавало жаром от воспоминаний: ведь все это он целовал, ласкал, всего касался... — Ты знаешь...— сказал он.— Я прочитал все, что ты мне при­ несла. Но и теперь не вижу особых причин, почему мы должны рас­ статься. Почему не сможем жить вместе...— У Климова пересохло во рту. • ч — Ты думаешь — мне не хочется замуж?..— вдруг вся порозовев и потупившись, тихонечко, как шелестят под ветром листочки, прогово­ рила Лина.— Не почему-то там... а из-за ребеночка...— И со страдани­ ем в голосе вдруг призналась: — Мне, знаешь, так хочется ребеночка!.. Он мне по ночам уже снится, правда!.. Девочка почему-то... Проснусь и больше не могу заснуть, лежу плачу, плачу... Тут Климов чуть не задохнулся. Его ошпарил какой-то сладкий ис­ пуг («Ребеночек? У нас?»), а следом за этим откуда-то из-под сердца ударило жгучее торжество («Могу!»), пронзила щемящая нежность («Неужели кто-то будет, крохотный?»). Но тут же хлынула и тревога, неведомое ранее беспокойство не только за себя и даже не только за Лину, а как бы уже и за кого-то третьего («Что-то с нами будет?..»). Он готов был упасть перед Линой на колени, он молящим голосом стал просить ее: — Ну брось ты, Линочка, всю эту муть с богом с этим! Брось! Да неужели ты, умная, чуткая, чудесная,— неужели не видишь, что никтО уже не верит в побасенки эти? Неужели в тебе это неизлечимо? Да да­ вай уедем с тобой куда-нибудь, уедем! Чтобы не было твоих «братьев» и «сестер»! Чтобы были мы вдвоем, только вдвоем, ты и я! И любили бы ’друг друга, и ребеночек бы у нас был! А если захочешь, то и не один! И, видя, что от его слов Лина сделалась совсем розовая, что ее вол­ нуют его слова, Климов продолжал бы говорить и, кто знает, может, до­ бился бы своего, если бы они с Линой были одни. Но они были не одни, рядом, в других комнатах вся семья будто бы настороженно прислу­ шивалась к тому, что происходит в «девичьей» комнате... А вот мимо дверей не спеша прошуршали чьи-то шаги, может быть, отца,— про­ шуршали и замерли... Не у дверей ли? Не подслушивает ли папаша-пре­ свитер?.. Лина провела рукой по своему пылающему лицу, как бы стирая что-то, как бы возвращаясь к действительности, к реальности. — Давай я тебе включу запись,— тяжело вздохнув, с усилием ска­ зала она.— Мы тут недавно записали... Повозившись с магнитофоном, включила его, и из полумрака угла, где светился зеленый мигающий глазок аппарата, донесся шорох лен­ ты, а потом взволнованный, отлично поставленный голос начал вещать: «Наш мир в огне, и человек без бога никогда не сможет контролировать пламя-. Демоны ада вырвались на волю. Огонь страсти, алчности, нена­ висти и вожделения опустошает мир. Кажется, что мы бешено несемся к Армагеддону!..» — Это Билли Грейэм,— тихо пояснила Лина,— самый влиятельный проповедник современности... А из темного угла все мигал, подрагивал зеленый глазок, и как бы падали отчетливые, проникновенные слова: «Это поколение пройдет