Сибирские огни, 1976, №12

Я очень боюсь смерти, очень!..— И тут же поспешила поправиться: — Иногда. А когда помню о боге, тогда не боюсь. Нисколечко. «Верит, стало быть, в загробную жизнь!— снова поразился Кли мов.— Вот до чего дошло! Вот до чего засорили ей мозги мамаша с па­ пашей!.. До чего они отравили ее!..» С этого момента наступательный порыв Климова пошел на убыль. Как разговаривать с человеком, верящим в загробную жизнь, Климов решительно не знал. XIV «Если я говорю языком человеческим и ангельским,— читал Кли­ мов, тараща глаза и силясь вникнуть в смысл написанного,— а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если я имею дар пророчества и знаю все тайны, и имею всякое познание и верю так, что могу и горы переставить, а не имею любви,— то я ничто. И если раздам все имение свое и отдам тело мое на сожжение, а люб­ ви не имею — нет мне в этом никакой пользы...» Это было перепечатано откуда-то на машинке. Лина принесла и сказала: «Вот почитай, почитай...» И теперь Климов, лежа на кро­ вати, читал и думал — все верно, хорошо, правильно. В самом деле — что может быть лучше любви? Да о ней написаны горы книг, сказаны миллиарды слов!.. Однако чем дальше читал Климов, тем яснее ему становилось, что так верно, так славно начатая статья какого-то профессора Генри Друммонда («Самое великое в мире — любовь») совсем не о той люб­ ви, какую имел в виду Климов. Не о любви к женщине, не о любви с поцелуями и ласками тут шла речь, а речь шла, оказывается, о любви к богу. А если и говорилось о любви к родителям, к братьям и сестрам, к друзьям и соседям, то опять же это была любовь «через бога»; лю­ бить их, оказывается, надо только потому, что они его дети, его тво­ рения, а значит, опять же, бога в них следовало любить... Перебирая стопку брошюр и ^курналов «Братский вестник», ко­ торые тоже принесла Лина, Климов нашел статью, где уже прямо гово­ рилось, что главной должна быть любовь к богу, а любовь к ближне­ му — это второй, низший вид любви... «Иногда наше сердце,— говори­ лось в статье,— начинает привязываться к чёму-то в этом мире — мо­ жет быть, это какой-то человек, может быть, это какое-то сокровище,— тогда Дух святой опять указывает на Христа, в терновом венке, в ра­ нах и кровию облитого, и говорит: «Ты хочешь полюбить кого-то боль­ ше, чем этого страдальца?!» Тут Климов насторожился: не про Лину ли сказано? Не происхо­ дит ли с ней нечто подобное? Не разрывается ли она между мной и этим «страдальцем в терновом венке»?.. Однако как ни ломал Климов голову, как ни старался представить себе «любовь ко Христу», он никак не мог взять в толк — каким обра­ зом можно любить абстрактного бога, которого никто никогда не ви­ дел и не слышал? А если и рисуют этого Иисуса на иконах или карти­ нах, то он там всегда худой, изможденный, с жиденькой бороденкой, с тоскливыми глазами. Словом, не мужчина, а тьфу! Чем он там мог взволновать Лину — непонятно. А коль нет волнения — какая же лю­ бовь? Да, конечно, должно быть родство душ и многое другое, но ведь обязательно — волнение. Волнение, так сказать, крови и плоти. А без этого — что за любовь?.. «И уж вовсе нелепость, думал Климов,— с чего это я-то мужик должен его любить?.. Другое дело, скажем, женщину нарисует худож