Сибирские огни, 1976, №12

шею, а руки его становились смелее, смелее, и Лина почти уже прекра­ тила слабую оборону, которую сначала еще вела скорее из формально­ сти, из девичьей застенчивости. Теперь она уже не оборонялась, она толь­ ко тихо плакала, слезы текли из ее глаз и по вискам стекали на подуш­ ку. И эго было чудесно — слезы. Они были как прощание с детством, с беспечной невинной жизнью. Климов это понимал и с нежностью, на ка­ кую только был способен, шептал: «Ну что ты, что ты?..» ...Некоторое время спустя, потрясенный счастьем, радостно опусто­ шенный, Климов откинулся на подушку и, приходя в себя, устало скосил глаза на Лину. Она лежала без движений, она, казалось, умерла. Горячо благодарный, он прильнул к ней^ поцеловал. — Сейчас отоспимся как следует, ага? — негромко спросил он. А потом пойдем позвоним твоей маме. Скажем: мы уже приехали, уже на вокзале. Скоро — будем. Ах, лучше бы он этого не говорил! Как только он произнес слово «мама», веки у Лины дрогнули, она приоткрыла глаза и, как бы осознавая окружающее, с холодным ужасом глянула на Климова. И с этой минуты ее будто не стало здесь. Нет, она не вскочила, не ушла тотчас же, она еще лежала рядом, тело ее было все тем же, но из него будто что-то ушло. Из глаз опять полились слезы, теперь уже горько и неудержимо. Климов, чувствуя подступающее смятение, автоматически бормотал: «Да что ты, что ты?» — целовал мокрое от слез лицо, однако ничто не помогало. — Грязно все это, грязно! — сжимаясь в комок и почти уже рыдая, выкрикивала Лйна.— Боже, боже, спаси меня!.. — Да что с тобой, что? — спрашивал Климов.— О чем ты говоришь? Грязно... Нисколечко не грязно. В конце концов, не будь этого — не было бы на свете ни тебя, ни меня — вообще никого бы не было!.. — Нельзя же... нельзя без духовной близости!..—сквозь рыдания прорывалось у нее.— Как животные, получается... «О чем это она? О какой «духовной близости»?- соображал Кли­ мов.— Может, имеет в виду, что вот она из такой образованной, интелли­ гентной семьи, знает и понимает поэзию, музыку, живопись, много чита­ ет, ходит на спектакли и концерты, а я ничего такого не знаю, не пони­ маю, духовно примитивен, мужик мужиком?..» — Конечно...— заговорил он с горечью в голосе,— я вырос на полу­ станке, мои родители не много-то могли мне дать. Да и окружающие, да и школа... Конечно, у тебя совсем другая семья, другие были учителя, другие условия... Но неужели уж я окончательный дубина? Неужели, если возьмусь, не смогу отесать себя?.. Сама же говорила—будем ходить на концерты, в театр, стихи будешь приносить... * — Я не об этом...— кое-как справившись с рыданиями и немного успокаиваясь, проговорила Лина. — Тогда о чем же? Но поскольку Лина молчала, Климов стал перебирать в памяти случившееся и вспомнил, что Лина вздрогнула и похолодела после того, как он произнес слово «мама»... «Подумала о родителях, о матери и испугалась — что теперь будет?.. Не исключено, что мать вдолбила дочкам: ничего, мол, «такого» нельзя позволять до замужества... Вполне возможно, что вдолбила. Мол, снача­ ла предложение, свадьба по всем правилам, а уж потом — пожалуйста... Это ты,— мысленно говорил себе Климов,— не придаешь значения «фор­ мальностям», а у них в семье, может быть, именно такой закон, что сна­ чала официальное «сватовство», регистрация брака, свадьба и так далее...»