Сибирские огни, 1976, №12

войск, я знаю танк, как свои пять пальцев, умею его водить. И если по­ надобится... А русские танки, старина, сам знаешь... — Это так, это так,— поспешно соглашался Саня.— Если понадо­ бится, то да. И ты, и я, и, уверен, ребята ляжем костьми, как говорит­ ся... Но понимаешь, Валера, все идет к тому, что головы складывать не придется. Проверка наших убеждений вряд ли явится в( виде войны как таковой. Она скорее придет (а точнее, уже идет) в форме и д е о ­ л о г и ч е с к о й войны, в форме «размывания идеологии». Гигантский, веками отлаженный «размывающий» аппарат нацелен на нас. Его щу­ пальца тянутся к нам из-за кордона, тянутся, проникают в каждую ще­ лочку, в каждую трещинку... А студентам моим — лишь бы зачет спих­ нуть, лишь бы оценку получить. Это же страшно, старик!.. Я иногда ду­ маю,— помолчав, продолжал Саня,— может, мы сами, преподаватели, виноваты?.. Не фарисеи ли мы? Не книжники ли? Не начетчики ли? Не слишком ли оторванно от жизни преподаем:! Не ждут ли ребята от нас конкретного совета — как жить? Как поступать в том или ином слу­ чае?.. Наверняка ждут. А мы им долдоним: материя* первична, созна­ ние вторично, производительные силы и производственные отношения, базис и надстройка... То есть, не хватает нам, видимо, жизненной теп­ лоты, что ли. Получается какое-то холодное академическое разглаголь­ ствование, не греющее душу. Мы никогда, например, не говорим ребя­ там о смерти, ее смысле, об этом вопросе вопросов. Не говорим. И вы­ ходит, оставляем ребят один на один с ужасом, когда они вдруг заду­ мываются о смерти... То есть большинство из нас все же начетчики, для которых преподавание истории или философии—это просто работа, од­ на из многих. А это не может быть просто работой, это, понимаешь ли, старик, особая работа!..— Саня снова задумался, а потом вдруг заго­ ворил об отце: — Я, признаться, завидую отцу. У него, знаешь ли, был крепкий, основательный фундамент. Отец прошел через войну, он эту самую диалектику учил не по Гегелю, он ее хребтом своим прочувст­ вовал. И в своей политработе он шел от жизни, а я вот — от книг, от теории. Я-то уж точно шпарю по Гегелю... Поэтому я иногда прихожу, старик, к мысли: а не бросить ли мне все да не пойти ли «от нуля»? Не пойти ли, скажем, на завод, в цех, к станку?.. Скрыть диплом и лет пя­ ток повкалывать, повариться в жизненной каше, понять жизнь изнутри, понюхать ее «на самом деле». Понять, о чем думают там, «в низах». И уж потом... «Ах, Саня, Саня,— мысленно жалел Климов своего друга.— Худо­ сочный ты какой-то. Оттого и сомнения твои, и метания... Переспать бы тебе с хорошенькой женщиной или покататься бы на лыжах в Заячьем логу! Все твои сомнения — как рукой бы сняло!..» Приятели все чаще отхлебывали из красивых рюмочек, табачный дым стоял уже над ними столбом. Постепенно Саня хмелел, остренькое лицо его становилось совсем красным, круглые пристальные глазки за стеклами очков начинали поблескивать, и сомнения будто бы поки­ дали его. — В одном, старик, я полностью с тобой согласен! — восклицал Саня, уже размахивая руками.— В том, что мы же русские люди! Да если случись что! — То-то и оно! — подхватывал тоже порядком захмелевший Кли­ мов.— То-то и оно, старина! — И, чокнувшись с гостем, предлагал: — Давай выпьем, Саня, за известные всеми миру русские бронетанковые войска!.. И оба в эту минуту были орлы, оба готовы были улиться слезами от нахлынувшей вдруг любви к отечеству, от сладостной готовности 2. Сибирские огни № 12. ,