Сибирские огни, 1976, №12

и возвращались вновь... Не принесли 6 беды! В разгар уборки прохлада сменилась холодом, небо потускнело, и однажды ночью из-за горы, перемахнув ее, нале­ тел ураган со снегом. Все потонуло в кромешной тьме, разбойном вое и сви­ сте... А потом ветер стих, метель улег­ лась, но снег шел и шел — сухой, круп­ чатый, плотный. Неубранная пшеница осталась под ним». Ничьих литературных влияний не чув­ ствуется в абсолютно самостоятельном повествовании М. Осодоева. Вот эта ор­ ганичность таланта и сообщает его про­ изведениям живую национальную спе­ цифику. Иной раз своеобычные приметы наци­ онального бытия выливаются в экзотич­ ность повествования, когда писатель не живет сам в нем, а выполняет роль экс­ курсовода читателей по своей стране. Тогда его герои приобретают вырази­ тельность экспонатов в музее, они обога­ щают нашу эрудированность, но не дают пищи уму, чувству. Так возникают обра­ зы кулаков, сельских активистов. Подоб­ ные фигуры в некоторых случаях спо­ собны лишить ярких соков жизни не только Национальную историю, но и сов­ ременность. Тогда весьма своеобычная древняя культура восточных народов воспринимается просто как вчерашний день, а то и как занятная страничка в мировой истории. В двух небольших повестях М. Осодо­ ева читатель знакомится с целым миром людей, которые за короткое время дей­ ствия прочно входят в читательское со­ знание. Юный табунщик Ардан, его отец Сэрэн и мать Сэсэг, колхозный бригадир Яабагшан, конюх Намсарай, учительни­ ца Дарима Бадуевна (повесть «Месть»), Дулмадай, ее мать Шаажан, отец Мар- хай, братишка Бимба, добрые дедушка Балдан и бабушка Янжима («На отши­ бе») — все они после прочтения книги останутся надолго в нашей памяти. И происходит это потому, что М. Осо- доев очень близок к своим героям, поло­ жительным ли отрицательным, и вместе с ними живет в повествовании. А эта писательская близость сообщает образам объемность, позволяет им обрести плоть, зажигает в жилах кровь, заставляет жить в трех измерениях. У Матвея Осо­ доева герои даже в своих отсталых, тем­ ных верованиях, в убеждениях, чуждых нашим, материалистическим, — живые люди, определить облик которых одной краской писатель не берется. Конфликты обеих повестей строятся на столкновении старого, отживающего в нашей жизни, и нового. И повествование М. Осодоева исполнено живого чувства, когда писа­ тель воссоздает картину яркого предут­ реннего сна мальчика Ардана, увидев­ шего себя вдруг в залитой солнцем го­ лубой степи с любимым погибшим конем Пегим, и когда он описывает сонные видения шамана Дардая, вспомнившего себя в прошлом, богато одетым в нацио­ нальный бурятский наряд, среди покор­ ных его воле батраков. Такая авторская позиция М. Осодоева исполнена большого художественного смысла, писатель тонко, без нажима, со­ храняя чувство объективности, осужда­ ет все несправедливое, нечестное, злоб­ ное и поддерживает доброе, чистое, пере­ довое. Авторская оценка поступков героев всегда присутствует в лирико- драматическом повествовании, только она очень сдержанна, спрятана где-то в интонации, в одном слове, в свободном синтаксисе... М. Осодоев сохраняет объ­ ективность ровно настолько, чтобы не повредить художественной правде пове­ ствования, но его высокая нравственная позиция всегда явственна в произве­ дениях. Воспроизводимая М. Осодоевым жизнь предстает во всей своей полнокровности, запоминается еще и потому, что писатель воссоздает ее во всей сложности, его ни­ как не упрекнешь в однозначности, уп­ рощениях. Шаажан, героиня повести «На отшибе», — это далеко зашедшая собст­ венница, теряющая постепенно челове­ ческий облик и привязанность близких. Но писатель подошел к ней не с одной краской в своей палитре, а с необходи­ мой широтой взгляда. И родились про­ никновенные страницы о тяжелом, уни­ зительном детстве ' и юности Шаажан. Они, может быть, и не оправдывают се­ годняшнее поведение героини, но сооб­ щают этому образу объемность и не­ повторимость. М. Осодоев подмечает в своих персона­ жах, в их взаимоотношениях целую гам­ му оттенков, не только выявляющих правого и неправого, но и фиксирующих чисто человеческие привычки, привязан­ ности, слабости, убеждения героев. И то­ гда эти образы оказываются художест­ венно обогащенными, герои не исчезают из нашей памяти вместе с окончанием повести, а их поведение, вся жизнь, ка­ жется, может «длиться» и во времени, и в пространстве. Такой художественный эффект обеспечивается глубиной и ши­ ротой взгляда автора, чей «наблюдатель­ ный пункт» находится где-то выше и в стороне (и одновременно очень близкого чем мы уже говорили) от непосредствен­ ного круга действий персонажей. Яабагшан (повесть «Месть»), причи­ нивший людям много зла, — фигура отнюдь не ординарного злодея. Писатель постепенно дорисовывает образ Яабагша- на от элементарно-злого и завистливого человека до убежденного чинуши, бюро­ крата. Перо М. Осодоева нигде не брыз­ жет несдержанным гневом, и для такого несимпатичного ему действующего лица, как Яабагшан, у писателя находится и чувство юмора, и понимание. Другими словами, в повестях М. Осо­ доева совершенно нет заданности. Авто­ ром владеет непосредственное чувство— воссоздать жизнь родного края во всех дорогих ему красках. И он улавливает аромат этой жизни и запечатлевает его.