Сибирские огни, 1976, №12

я книжной полки Геннадий Кругляков. Окжетпес. Стихи. Алма- Ата, изд. «Жазушы», 1976. Основной ареал поэзии Геннадия Кру- глякова,— думаю, что в применении к его стихам этот не совсем обычный для критики термин вполне уместен,— За­ падная Сибирь и Казахстан. Пожалуй, союз «и» здесь лишний, надо бы сказать: «Западная Сибирь — Казахстан», ибо для поэта главное — встреча этих двух кра­ ев, встреча племен славянских и тюрк­ ских, зарождение в веках дружбы наро­ дов. Эта тема, тема исторической совме­ стимости разноязычной жизни, вза­ имопроникновения разных культур и общественных укладов — первый план «Окжетпеса», четвертой книги весьма оригинального и даровитого сти­ хотворца. Меньше всего Г. Круглякова интересу­ ют исторические реалии. Он нередко до­ пускает намеренные анахронизмы, слов­ но подчеркивая свое пренебрежение к фактографии; в истории он стремится добраться до ее легендарного уровня, уровня мифа. Так обстоит дело, напри­ мер, в поэме, давшей название всему сборнику. Окжетпес — так называют ка­ захи пирамидальный утес возле _озера Бурабай. Много легенд и предании свя­ зано с этим уголком Казахстана... «Ок­ жетпес— «Не долетит стрела» — дослов­ ный перевод этого выражения», пишет автор в прозаическом (но лирическом!) вступлении в поэму. Однако он обраща- ется к старому народному преданию во­ все не для того, чтобы пересказать его «по-современному». Сюжет легенды его почти не интересует. Поэт разрушает замкнутость мифа, обращает его смысл к ходу подлинной истории. Сколько б стрелы ни свистели, покоряя мир, не сильнее эти стрелы пушек и мортир. ...И армейской дисциплины тоже не сильней, в барабаны, словно в спины, палки бьют слышней. И проходят командиры — шашки, палаши, и расшитые мундиры тоже хороши. И далее — к современности, почти к нашим дням: Если воину жить да жить, если вынесен с поля боя, может быть, приходилось быть. попадать в курорт Боровое. Тыловая там тишина. В клубе — новые киноленты. И с любой вершины видна та скала — живою легендой. Так же построены глубокие по замыс­ лу стихи «Кентавры», «Аттила», «Парад», в которых Г. Кругляков, оставаясь поэ­ том, выступает и в качестве лингвиста, ищущего в «параде словаря» зримые от­ ражения исторических сдвигов глобаль­ ного масштаба. В книжке есть и два-три стихотворения, так сказать, традицион­ но-исторических. Они — заметно слабее. Но это, повторяю, лишь первый, хотя и достаточно глубокий, план «Окжетпе­ са». За ним встает второй, взятый’ тоже в глобально широких масштабах — вза­ имоотношения человека и природы, не­ обходимость найти оптимальные вариан­ ты совместимости разумной деятельно­ сти человека и стихийной жизни природы. Человечество не может не вме­ шиваться — и с каждым годом все ак­ тивнее и решительнее — в эту жизнь, но мы успели убедиться, насколько не­ однозначно и порой трагично бывает недостаточно продуманное вмешательст­ во, и очень далеки сейчас от той «антро­ поцентрической» безоглядной дерзости, в которой лет 40—50 назад видели одну из примет новой эпохи многие авторитет­ ные советские писатели, вплоть до само­ го А. М. Горького. И здесь, в решении этой темы, у Г. Круглякова бывают провалы: конеч­ но, такая филиппика: когда уходит водный житель — маринка, язь, кричу: «Убогий потребитель, не лейте грязь» — и заурядный стихотворный фельетон — при всей своей справедливости — не ук­ расили бы. Но вообще-то у Геннадия Круглякова есть живое сыновье чувство природы, и оно одухотворяет лучшие его стихи, насыщает их то ликующей, пере­ дающейся читателю острой радостью общения с рекой, лесом, птицей, то пронзительной горечью оттого, что че­ ловек забывает свой долг перед прекрас­ ным миром живого и, калеча его, обедня­ ет и ослепляет сам себя. Поэт всегда помнит, что «гербарий трав гербов древ­ ней», что вовеки будет влечь человека «гармония звезд и воды», что люди