Сибирские огни, 1976, №12

«— Немало людей, дети,— говорила мать,— живут злобой, корыстью, за­ вистью. Не радуются ни весне, ни птичь­ ему звону, и оттого глаза у них мут­ ные, тусклые. Слепцы они, а со слепого какой же спрос?» Ефим приносил из школы книги, и вечерами, когда младшие дети вповалку укладывались спать на полу и мать оки­ дывала их счастливым взглядом, начи­ налось чтение. Страницу за страницей читал Ефим родителям. Если попадались описания весны, пробуждающихся ле­ сов и полей, сын по просьбе матери по­ вторял ей прочитанные страницы. «— Сызмальства весну-матушку обо­ жаю! Девчонкой на бога пеняла: «Ну по­ чему все морозы да морозы, а бездомно­ му нищему человеку, разной птичьей, зверушечьей мелкоте и голод, и холод, и смерть неминучая... Погорячело сол­ нышко — оттаяла земелька, травка про- брьгзнула, и каждый голяк-нищеброд, крохотуля пичуга, зверюшки голодные наелись, возликовали... Уж на что огород мой, а как задымятся, запаруют грядки, как проклюнутся на черемухе первые листочки, а на скворешне скворец за­ льется— в избу уходить не хочется...» Раздумывая над огромным богатством, к которому мать щедро приобщала де­ тей, писатель говорил: «Порою мне каза­ лось, что природа и моя мать выросли из одного корня: так по-своему она по­ нимала и любила ее». С трепетным чувством благоговения хранил Ефим в своей памяти синие гла­ за матери, ее счастливое, пылающее от волнения лицо, когда она со всей силой веры и убежденности, вся лучась во­ сторгом, учила сына понимать язык тре­ петной природы, открытый ей,— язык деревьев, трав, цветов, птиц, зверюшек, всего живого. Рядом с матерью встает образ отца. Ефим любил его, гордился его силой, умелыми руками, создающими вещи, так нужные людям. Столяр по профес­ сии, Николай Николаевич Пермитин служил для детей непревзойденным примером мастерства и трудолюбия — слесарь, кузнец, хлебопашец; все у него было обдумано заранее, примеряно, об­ мозговано: надо было всеми способами поднимать большую семью — не шутка, сам-пятнадцатый! Незабываем образ мудрой, талантли­ вой бабушки Надежды Петровны, при­ вившей внуку любовь к народному язы­ ку, фольклору. Она ввела его в плени­ тельный мир русской сказки с ее кра­ сочным словом: «В сказке каждое слово должно быть как скатный жемчут. По­ тому что хорошее слово мир освещает,— так говорила бабушка,— потому что сло­ во, хоть и не пуля, а им убить человека можно. И не бог слово, а воскресить че­ ловека может оно». В поле, на охоте и рыбалке слушал будущий писатель остросоциальные сказки, которые приводили его к выво­ ду, что «грабители в хоромах живут, а честные люди в тюрьмах гниют», что умным, честным, храбрым мужикам противостоят цари, князья — люди же­ стокие и жадные. Матвею Матвеевичу Коноплеву — Ма- тюше — посвятил одноименный рассказ Пермитин. Один из первых учителей мальчика обрисован кратко и вырази­ тельно. Медно-красное, сероглазое лицо его, обрамленное каштановыми волоса­ ми, большелобое, с темными бровями,— все в Матюше пленяет Ефима, который тянется к нему, несмотря на значитель­ ную разницу лет: Матюше двадцать один год, он уже женат, а мальчику только тринадцать лет. «Он мне всегда казался воплощением мужской красо­ ты, охотничьей ловкости и какой-то дет­ ски восторженной чукости к окружаю­ щему миру природы». Многолетняя «неразливная» дружба с Матюшей, никогда не терявшим — какие бы раны и обиды ни несла ему жизнь — «высокого романтического на­ строя своей души», обогащала мальчи­ ка, разделявшего с ним наслаждение и счастье близкого приобщения к красо­ те мира. В тайничке Матюши — в «Соловьином яре» — два друга, дрожа от нетерпеливо­ го ожидания, ждут: запоет или нет лю­ бимый соловей? «И он грянул! Матюша схватил меня за плечи и не сказал, а выдохнул: — Он! Я все боял­ ся — могли поймать, мог умереть. Те­ перь замри и слушай!..» Потом Матюша сказал: «Еще раз по­ слушать такое и умереть! Я этой со­ ловьиной ночи три года вот как ждал! Понимаешь. Фимша, в тюрьме, в ссылке тосковал по своему соловью. Один он с такой бесподобной «лешевой дудкой», с гусачком, с кукушкиным перелетом, с дроздовым накриком...» Покоряют мальчика Матюшины рас­ суждения о тюрьме и ссылке, его стра­ стная вера, что «жить так, как живем мы сейчас промеж себя в злобе, в зави­ сти, а государства с государствами в вечных войнах,— нельзя. Матюша приподнялся на нарах и убежденно, пророчески-страстно за­ кончил: — Верь, придет такое время!» Мальчик учился у Матюши не только познанию природы: друг, «словно вол­ шебным ключом», отомкнул дверь в большой мир, пробудил первые раздумья о жизни, о социальных несправедливо­ стях. Матюша учит беречь птиц, зверей, леса — великое достояние человека, гнев­ но дает «пропарку» Фимше, когда тот бездумно убивает дятла: «— Ну и как, ка-ак, тебе не стыдно, Ефимчишка,— впервые уничижительно назвал меня он.— такого музыканта в ка-акое время убил! Да знаешь ли ты, что преполезнейший лесной лекарь сей­ час даже не для пропитания работал, а, как соловей, любовную песню пел, что­ бы покорить, привлечь на гнездовье са