Сибирские огни, 1976, №12

нежная сыновняя любовь к тебе? Какой лютый враг может выжечь лю­ бовь к тебе? Скорей темные леса твои опрокинутся корневищами в небо, а вершинами' вра­ стут в землю, чем выжгут из сердец твоих сынов вечную, неискоренимую любовь к тебе... Да и как можно выжечь, искоренить то, что вошло в кровь человека вместе с молоком его матери! Когда он малым ребенком уже любил тебя, сидя в зим­ ние стужи на теплой печке, вздрагивая от выстрелов мороза в' углах избенки и слушая чудесные сказки седой, подсле­ поватой бабки. Родина! Теплый полынный ветер ти­ хих осенних твоих полей! Синее небо с венцами журавлиных стай! Необъятна ты и величественна, как океан»... Трилогия Ефима Николаевича Пер- митина «Жизнь Алексея Рокотова», со­ стоящая из трех книг — «Раннее утро», «Первая любовь» и «Поэма о лесах»,—за­ служенно пользуется у читателей огром­ ным успехом. ■ В воспоминаниях о Пермитине Афа­ насий Коптелов писал: «В Алексее Роко- тове, отличном охотнике, редчайшем знатоке зверей и птиц со всеми их по­ вадками, увидел самого Ефима Николае­ вича. Как-то в минуту откровенности он признался одному из собеседников: — Алексей Рокотов — я, но на девяно­ сто процентов. Остальное позволило раз­ двинуть рамки собственной биографии, дало простор авторскому домыслу...» В последней книге трилогии — «Поэме о лесах» — автобиографические страни­ цы прослеживаются очень часто; боль­ шой интерес представляют,— по спра­ ведливому мнению А. Коптелова,— рас­ сказы Алексея Рокотова о «создании журнала «Охотник Алтая», о переезде в Новосибирск, о работе над своими пер­ выми книгами. Там запечатлена наша общая писательская молодость, первые нелегкие шаги советской литературы в Сибири. Там созданы запоминающиеся образы первых «огнелюбов», как назы­ вал Горький ближайших сотрудников нашего журнала,— Лидии Сейфуллиной, Владимира Зазубрина, Вивиана Итина, Ивана Ерошица, Кондратия Урманова. В московских главах даны встречи с Исааком Бабелем. Михаилом Пришви­ ным, Сергеевым-Ценским и многими другими крупнейшими художниками слова. В этой книге Рокотов уже не на девяносто, а на сто процентов — сам Пермитин...» Анализ творческого пути, жизни, пи­ сательских исканий Ефима Николаеви­ ча Пермитина сделан в значительных работах критиков, в воспоминаниях его друзей. Таковы книги Шкерина «Тайны творчества», Манторова «Ефим Перми­ тин»;» таковы очерки Александра Смер- дова «Певец любви и природы», Афана­ сия Коптелова «Ефим Пермитин» — очерки людей, близко знавших пи­ сателя. К сожалению, в их рассмотрение не попала книга, появившаяся уже после смерти автора. Сын писателя, Юрий Ефимович Пермитин, бережно собрал и подготовил к изданию сборник «Страсть», который вышел в издательст­ ве «Современник» в 1973 году. В него вошли рассказы и очерки о людях Юж­ ного Алтая, научивших маленького Ефима «видеть и понимать мир во всей его сложности и красоте» Именно эти люди впервые пробудили в нем ярко озаренную любовь к Родине, к природе многокрасочного Алтая, вдохновен­ ным певцом которого он станет впослед­ ствии. Некоторые из этих рассказов и очер­ ков публикуются впервые и не нашли еще необходимой оценки критики; они несут в себе черты самобытной одарен­ ности автора, позволяют отчетливо про­ следить и с т о к и е г о т в о р ч е с т ­ в а — н е и с с я к а е м ы е з о л о т ы е р о д н и к и н а р о д н о г о т а л а н т а , питавшие его еще в детские годы. И к ним относятся самые близкие люди — мать, отец, бабушка, дядя Миша, целая плеяда людей из народа — сказоч­ ников, рассказчиков, мастеровых-умель- цев. В каждом из них заложен «дар божий», каждый награжден природой редкостным глазом художника, необык­ новенно тонкими способностями к твор­ ческим постижениям. Они и подтолкнули мальчика на желание творить, способст­ вовали развитию буйной, безудержной фантазии, жадного стремления походить на этих людей, с его точки зрения, не­ обыкновенно ярких физически и ду­ ховно. Сборник открывается рассказом «Мать». — М а т ь — с в я т о е с л о в о , — скажет впоследствии писатель, воссозда­ вая образ русской женщины-тружени­ цы, матери тринадцати детей, образ ред­ чайшего обаяния и внутренней чистоты. Жизнь матери — Ирины Тимофеев­ ны — была подвигом самоотречения во имя детей и семьи. Безоговорочная по­ мощница мужу в его нелегких трудах, она, не зная устали, без сетований и сте­ наний переносила лишения и нужду, тяжкие беды, выпавшие на ее долю. У нее было стойкое, возвышенное серд­ це, неистощимая сила добра и любви к людям, редкая способность быть счаст­ ливой счастьем и радостью другого че­ ловека. «Мать обладала талантом доброты и обостренным ощущением природы, ко­ торые она все время бессознательно стремилась привить нам, детям»,— вспо­ минал Пермитин. С нежностью и благо­ дарностью он вновь повторял: «Лицо ма­ тери, как подсолнечник к солнцу, всегда было обращено к радости, к деянию добра. Все хотелось ей накормить голод­ ного и не только постучавшегося нище­ го, но и случайно зашедшего малознако­ мого человека, угостить, утешить в беде».