Сибирские огни, 1976, №12

Однажды он спросил меня: — Вы знаете Афанасия Лазаревича Коптелова? Сибирского писателя? Заме­ чательный человек и необыкновенно трудолюбивый писатель! К нему палом­ ничество — он живет не в самом Новоси­ бирске, а на станции Издревая. Интерес­ нейший человек, наш патриарх. В Сибири, на голом месте создал цвету­ щий сад. Не знаете его? В те годы мне еще не приходилось встречаться с Афанасием Коптеловым, но я его отчетливо представляла по дру- жески-восторженным описаниям Пер- митина. И когда в редакции мне предло­ жили редактировать Коптелова, охотно согласилась. И так образно, красочно, увлеченно Ефим Николаевич говорил о нем, что, впервые увидев Коптелова, я узнала его. Пермитин любил совместные поездки на охоту с друзьями. Он вспоминал, как однажды удержал их от стрельбы по пролетавшим царственным птицам-ле- бедям. — Крепко в душу запала мне одна бе­ седа с Афанасием Коптеловым,—как-то признался Пермитин.— Он красочно сравнил, оценивая мастерство писателя, его труд с трудом архитектора, инжене­ ра, каменщика — строителей обдуманно­ го стройного здания. Слова писателя по­ добны строго подобранным и подогнан­ ным один к другому камням, кирпичам, блокам... — Труд писателя? — спрашивал Пер­ митин.— С чем его сравнить? Каторж­ ный труд, изматывающий душу и серД- це. Здесь я тугодум и медлителен край­ не. Вот как будто бы все знаю: места, где развиваются события, знакомы мне, не раз перемерил собственными ногами, герои знакомы, отлично знаю их язык, манеры, мышление, поведение. А вот по­ рой бьюсь как рыба об лед: не хватает точных, выверенных, звенящих, как хрусталь, слов. От рассказа к рассказу, от книги к книге возвращаюсь вновь к написанному и опять работаю, шлифую: бьюсь, ночи не сплю, сраму боюсь — читают мой роман Михаил Шолохов или Афанасий Коптелов и морщатся: подка­ чал Ефимша, оставил на поле сорняки. Негоже, негоже... У Ефима Николаевича была, как гово­ рят, «душа нараспашку», с ранних лет было у него много друзей, и не только однолеток, но и взрослых — в большин­ стве это были охотники и рыболовы, с которыми он, как равный с равными, со снастями рыболова или с вооружением и припасами охотника, плыл по рекам и озерам или отшагивал долгие версты по болотам, зарослям кустарников, степям и горам. Множество житейских встреч, челове­ ческих судеб проходило перед Пермити- ным с детства и юности, и с годами рос, увеличивался этот драгоценный для пи­ сателя калейдоскоп, обогащал житей­ ский и писательский опыт. Поездки на охоту и рыбалку с друзья- ми-писателями послужили основой для создания очерков, заметок, записей, в которых запечатлены живые эпизоды, беседы во время совместных путешест­ вий, позволяющие воссоздать, пополнить образы таких талантливых писателей, как Алексей Новиков-Прибой, любовно именуемый Силычем, как Афанасий Коптелов, Валерьян Правдухин и другие. В рассказе «В костромских разливах» автор пишет: «Об Алексее Силыче Но- викове-Прибое — Силыче, как звали его мы,— хочется и говорить так же просто, как детски проста и ясна была его. ду­ ша... Я хочу рассказать о Силыче в той обстановке, в которой особенно широко распахивалась чудесная его душа: в природе, на весенней охоте, когда он, житель города, неустанный труженик за письменным столом, как бы превращал­ ся в того добродушного милого деревен-* ского парня, каким он был на заре сво­ ей человеческой весны». У Силыча «душа затосковала» по охо­ те, и он приглашает Пермитина «соста­ вить компанию». Третьим спутником в поездке был пылкий, увлекающийся, большой оригинал в жизни, старый хо­ лостяк, безудержно страстный охотник, поэт, по самую маковку влюбленный в русскую природу, Дмитрий Павлович Зуев, в то время секретарь Силыча, позже — постоянный очеркист-фенолог «Вечерней Москвы». Вырвались из города. Позади сутолока трудовых дней. Разрядка. Отдых. И все радовало, все вызывало смех. А посме­ яться Новиков-Прибой любил: «Силыч буквально содрогался всем своим квад­ ратным, плотно обитым, «матросским» телом. На глазах его выступали слезин­ ки. Так мог смеяться только здоровый, сильный человек простой и ясной души». Зуев, со свойственной ему экзальтиро­ ванностью, начал превозносить достоин­ ства своего ружья: «Какой баланс! Ка­ кая законченность линий! ■— Вскинув бескурковку, он прищелкнул языком: -г- Не -ружье — Аполлон Бельведерский!» Немедленно, подражая Зуеву и копи­ руя его, Новиков-Прибой вскинул свое ружье к плечу. «Не «зауэр»—Гермес! Сын Зевса и Майи! — подняв палец, торжественно изрек Силыч и посмотрел на меня хитровато прищуренными гла­ зами.— А как бьет! — Силыч тоже опу­ стился на лавку и также таинственно зашептал: — Не поверите, осенью в про­ шлом году, на даче, сорвалось оно со стены и... на стеклянные банки с ва­ реньем. Семь штук вдребезги!..» Исполненный доброго тепла и взвол­ нованности, краткий очерк «Валерьян Правдухин» Пермитин рассматривал как скромную дань «незаслуженно забыто­ му, проникновенному живописцу родной природы», одному из создателей журна­ ла «Сибирские огни». За годы общения, встреч^ бесед, совместных поездок ’на охоту писатели не только сдружились, но